Животные в мифологии

Ибис - в Древнем Египте почитался как священная птица; считался воплощением Тота, символизировал рассвет, утро, так как, стоя в воде, он раньше других птиц приветствует рассвет (аналогична символика журавля и цапли). В европейской традиции ибис — зодиакальная птица, управляющая знаком Водолея, в христианстве — символ плотского желания, нечистоты, лености.

Индюк (индейка) в ряде традиций символ глупости, чванства, напыщенности, всего внешнего, показного, но и гордости, высокомерия, иногда — неудачи. По одному из индейских мифов, когда земля была создана, но еще не затвердела, индюк, предупреждённый, что на землю садиться нельзя, был послан осмотреть её; однако, устав, он сел на полужидкую поверхность, стал бить крыльями, чтобы взлететь снова, и сделал весь рельеф земли неровным, образовав долины, холмы, горы. У индейцев майя индюк — распределитель дождя.

Кенгуру. Легенды австралийских аборигенов говорят, что некогда в Австралии не было кенгуру.
Случилось это в незапамятные времена.
Однажды над австралийской землей бушевал невиданный ураган. Он несся со страшной силой, сея повсюду смерть и разрушение. Яростный ветер вырывал из земли кустарник, уносил животных, которые не успели укрыться, разрушал птичьи гнезда, опустошал стоянки людей.

Кенгуру. Худ. А.Е. Бринев, Е.А. Комракова, А.Н. Сичкарь, Н.В. Сучкова.
Ураган застиг группу даенов (аборигенов) во время охоты, и они в страхе побежали прятаться в скалы. Укрывшись в расщелинах и каменных завалах, охотники смотрели на движущиеся по небу облака и вдруг заметили каких-то странных, неведомых доселе животных, показавшихся им очень несуразными: маленькие головки, крупные туловища, короткие передние лапы, задние – непомерной длины, огромные толстые хвосты. Казалось, животные плыли в воздухе и при это то и дело пытались коснуться задними лапами земли. Некоторым это удавалось, но лишь на мгновение – ураганный ветер снова отрывал их от земли и уносил дальше.
Внезапно наступило затишье, и даены увидели одно их этих странных созданий на земле. Бедное животное запуталось среди ветвей поваленных ветром деревьев, но быстро высвободилось и огромными прыжками умчалось прочь.
Животное было крупное, и охотники поняли, что оно может служить пищей для многих людей. Схватив оружие – бумеранги, копья, - они бросились вслед за убегающим животным. Но каково же было их удивление, когда вскоре они обнаружили целое стадо!
Ураган принес множество этих животных в Австралию. И люди, проживающие в разных её частях, дали им разные названия: алпуги, яангор, вура, вару и другие. Позже их стали называть кенгуру.
Кенгуру быстро освоились на новом месте, оно им понравилось. Здесь было много сочной травы, пресноводных рек и озер, плодоносящих деревьев. Кенгуру и по сей день – самые больше и самые быстроногие животные Австралии.
Позже даены научились охотиться на них, а мясо их оказалось хорошей пищей для людей.
Про один из видов кенгуру – валлаби, у австралийских аборигенов есть легенда о том, что когда-то Злой Дух, мужчина-Варук украл весь гарам – корни водяных лилий из огромного болота, где питалось множество животных и птиц. И тогда Пуронго, мужчина-Воллэби, храбро набросал в костер Варуку песка, а когда тот пошел добавить дров в костер, унес весь гарам. Однако Варук узнал, что это сделал мужчина-Воллэби и бросился за ним вдогонку. Он покатился по лесу, как огромный холм, кроша все на своем пути, и чтобы спастись от него, Пуронго превратился в воллаби и спрятался в дупле поваленного дерева. Варук перекатился через него, не сделав ему никакого вреда.
***

Другая австралийская легенда говорит, что некогда жили два воина – Миррам и Ворин. Ворин всегда любил спать не под открытым небом, а Миррам – наоборот. И вот как-то разразилась страшная гроза, Миррам решил попроситься к Ворину, но тот не захотел его впустить. Тогда Миррам запустил в него огромным плоским камнем, расплющившим голову Ворина, а Ворин кинул в него копье, которое вонзилось ему чуть ниже спины.
Случайная ссоре и последовавшая за ней драка обернулись для обоих приятелей неожиданным превращением: Ворин с расплющенным лбом превратился из дикого охотника в вомбата, навсегда обреченного жить в темной глубокой норе. Миррам же превратился в кенгуру, а вонзившееся в него копье стало толстым, упругим хвостом. Но он не изменил своей привычке жить на воле, под открытым небом, не сооружая для себя никаких укрытий.
С той поры прошло много лет, но вомбат и кенгуру по-прежнему не дружат между собой и делают все возможное, чтобы избегать друг друга. А привычки и образ жизни у них такие же, как и у их прародителей – Миррама и Ворина.
***

Другие австралийские легенды говорят, что во Времена сновидений, когда животные еще были людьми, женщина-Дельфин, Мемембел похитила сына женщины-Кенгуру, Манарк Чормонга, ибо дети Мемембел были ленивы и уродливы, а она хотела красивого сына, такого как Чормонг. Однако Манарк успела догнать её до того, как Мемембел донесла Чормонга до моря. Она с яростью налетела на Мемембел, изо всех сил ударила её по голове и проломила ей череп.
Рассвирепев, Мемембел хватила палку и ударила Манарк по рукам. Удар был так силен, что обе руки Манарк оказались сломанными. Все же Манарк удалось отобрать у Мемембел мальчика, и они возвратились в буш.
«Теперь я, пожалуй, превращусь в кенгуру, - подумала Манарк, - У меня будет большая сумка, в ней я стану держать дитя, и никто никогда не сможет больше похитить его у меня».
Так она и стала кенгуру. Вот почему передние конечности кенгуру такие короткие – это ведь переломанные руки Манарк.
А Мемембел с пробитой головой стала совсем уродливой и потому превратилась в дельфина.
Дыра в голове дельфина сохранилась до сих пор, и часто можно видеть, как из неё фонтаном бьет струя воды.

Коала. Древние легенды австралийских аборигенов Юго-Восточной Австралии повествуют, что когда-то на юго-востоке Австралии жил мальчик-Коала, Куб-Бор (сумчатый медведь). Он рано осиротел, и его взяли родственники. Они не любили Куб-Бора, плохо обращались с ним, относились к нему пренебрежительно, обижали его.
С малых лет Куб-Бор, как и другие дети его племени, учился жить в эвкалиптовом лесу, самостоятельно добывать пищу, помогая таким образом взрослым. Так получалось, что пищи у него было достаточно, а вот воды не хватало. Ему постоянно хотелось пить, он просто изнывал от жажды, только и думал о воде, разыскивая её повсюду в буше.

Коала
Однажды взрослые люди племени, в том числе и родственники Куб-Бора, отправились на охоту и сбор пищи. Куб-Бор заметил, что они забыли спрятать ковши с запасами воды. Как только взрослые скрылись за деревьями, мальчик выпил воду из нескольких ковшей, а передохнув немного, опорожнил еще столько же. Наконец-то ему удалось напиться вдоволь. Утолив жажду, Куб-Бор не стал пить воду из других ковшей: он знал, что еще предстоит перенести полуденный зной. Вскоре мальчика снова стала томить жажда. Он опорожнил еще один ковш. Затем, собрав все пустые ковши, повесил их на невысокое молодое дерево. После этого Куб-Бор взобрался на вершину дерева и, усевшись поудобнее, начал монотонно петь песню, которая обладала волшебными свойствами: дерево, на котором он сидел, начало быстро расти. Когда он закончил песню, оно выросло настолько, что стало самым высоким эвкалиптом в лесу.
К вечеру на стоянку стали возвращаться даены (аборигены). Пришли и родственники Куб-Бора. Не увидев ковшей с запасами воды, оставленных утром в тени деревьев, люди стали искать их и обнаружили на ветвях самого высокого эвкалипта. Рядом с ковшами сидел мальчик-Сумчатый Медведь и с опаской смотрел вниз на возмущенных людей.
Даены начали угрожать Куб-Бору, требуя, чтобы тот вернул им украденную воду. Но ведь воды в ковшах не было – он выпил её. Об этом и крикнул он людям.
Узнав, что они остались без воды, люди племени решили наказать мальчика. Сильные и ловкие мужчины несколько раз пытались взобраться на эвкалипт, но безуспешно. Ни у кого из них не хватило сил добраться до ветвей.
Коала
Потерпев неудачу, даены обратились с просьбой к виринунам (шаманам) наказать воришку. Двум умным виринунам после нескольких попыток удалось достигнуть вершины дерева. Они схватили сопротивляющегося Куб-Бора, жестоко избили его и сбросили вниз.
Упав с огромной высоты на землю, мальчик разбился. Даены окружили его и вдруг увидели, что он превращается в коалу. Животное встало на ноги и тут же побежало к эвкалипту, с которого был сброшен Куб-Бор. Коала быстро взобрался на вершину дерева и уселся на ветке.
С тех давних пор коалы не нуждаются в воде. Никто из людей не видел, чтобы коалы пили воду из реки, биллабонга, озера или ручья. Им хватает влаги, которая содержится в листьях эвкалиптов, капель росы на них, дождевых капель.
Вскоре после этого случая стало законом не разделывать тушку убитого коалы, как это делают с другими животными, а готовить его целиком. Если же кто-нибудь ослушается и нарушит этот закон, из тела коалы выйдет наружу его дух и жестоко накажет людей: наступит засуха, которую никто не перенесет. Люди и животные умрут от жажды, и только одни коалы останутся жить на земле…
Коала.

Конь, лошадь. Играет важную роль во многих мифологических системах Евразии. Является атрибутом (или образом) ряда божеств. На Коне передвигаются (по небу и из одной стихии или мира в другой) боги и герои. В индоевропейской мифологии Конь принадлежит особое место, объясняющееся его ролью в хозяйстве и переселениях древних индоевропейцев.


В индоевропейском близнечном мифе в виде двух коней представлялись божественные близнецы (ср. др.-инд. Ашвины, греч. Диоскуры, «дети бога» в балтийской мифологии) и связанные с ними два мифологических предводителя — родоначальники племени (англосакс. Hengist и Horsa). Пред-ставляется возможной также реконструкция бога грозы индоевропейской мифологии — *Per(k)uno-s в виде воина-змееборца на Коне (или на боевой колеснице, запряжённой конями), что находит продолжение в представлении о хеттском боге Пирва и родственных по имени богах в других индоевропейских мифологиях, которые также передвигаются на повозках, запряжённых Коней. (ср. слав. Перун). Общим для индоевропейских народов является образ бога солнца на боевой колеснице, запряжённой конями, причём само солнце представляется в виде колеса. Сравнение греческой -, «хозяйка коней»  (в роли  «хозяйка зверей»), др.-инд. Dvaspa «хозяйки благоденствующих лошадей», кельтской богини Эпона  (букв.  «богиня лошадей»), прусского конского божества позволяет  также  предположить  наличие особого индоевропейского (в большинстве традиций женского) мифоло-гического образа, связанного преимущественно с лошадью (хетт. Пирва мог иметь и женский образ - подобие хуррит. Иштар-Шавушки). Возможно, что малоазиатское представление о женском божестве на К. сказалось и в греческих преданиях об амазонках, по некоторым признакам отождествля-емых с хеттами. Рассказы о мифи-ческих Коней известны в древнеиндий-ской, кельтской и славянской мифоло-гиях. Соответствие общеиндоевропейскому представлению о конях божества можно видеть в ритуале жертвоприношения коня; ср. др.-инд. ритуал убийства коня (ашвамедха), приравнивавшегося к трём частям космоса, римский обряд Equus October («октябрьский конь») и сходные обряды у славян и германцев. В скандинавской мифологии древо мировое называется Иггдрасиль (др.-исл. Yggdrasill), что буквально означает «конь Игга», т. е. конь Одина; это соответствует обозначению мирового древа в Древней Индии (см. Ашваттха). Ряд мифологических и ритуальных представлений, связанных с Конем. (символ Конь у мирового дерева, жертвоприношение коня и т. п.), совпадает у древних индоевропейцев и народов Центральной Азии, говоривших на алтайских, в частности тюркских, языках, что, повидимому, отражает древние контакты между этими народами. Английский исследователь Э. Паллиблэнк обнаруживает влияние индоевропейской мифологии также и в древнекитайских представлениях о «небесных конях», сопоставляемых с конскими масками из Пазырыкских курганов Алтая. В енисейской, в частности кетской, мифологии сохранились рассказы о происхождении коней у разных народов; согласно А. П. Дульзону, общеенисейское название Коня (qus) восходит к индоевропейскому *еk(w)os. Ряд исследователей считает также возможной диффузию некоторых мифологических образов, связанных с К., в процессе миграции народов из центров одомашнивания этих животных (Передняя  Азия или Юго-Восточная Европа) во 2-м тыс. до н. э.
           Во все века лошади ценились очень высоко, особенно боевые кони, верные товaрищи суровых воинов и властны¬ вождей. Заслуrи преданных животных не оставaлись без наrрады: Александр Македонский основал в честь cвoero павшеrо в бою любимца rород Букефалию; впавший в «кесарево безумие» римский император Калиryла сделал коня сенатором; а траrический злодей Ричард III, если верить Шекспиру, в финале битвы при Босворте предлаrал за коня корону.  
         Лошадь ¬ динамичный символ бурлящux жизненных сил и скорости, воплощение природной грации и красоты. Дикая лошадь, летящая в бешеном rалопе с развевающейся rривой,  олицетворение грозного буйства стихий: бури, ураганного ветра, ревущего пламени, вздымающихся морских валов. Объезженная лошадь со всадником на спине ¬ символ власти, а конь с перевернутым седлом, с  обрезанными хвостом и rривой ¬ эмблема траура по безвременно скончавшемуся ceдоку.
         Символика лошади во мнoroм определяется и ее мастью. Белая лошадь ¬ замечательный символ жизни дневного света, духовН020 просветления, победы и триумфа; рыжая лошадь ¬ олицетворение бушующего пламени ( «конь ¬ oroнь» ); а черная (вороная) ¬ зловещее воплощение ночного мрака, нечистой силы u caмой Смерти.

В мифолоrии древних народов можно леrко обнаружить следы и приметить rордую поступь множества удивительных коней. Арейон, божественный конь из rpеческой мифолоrии, рожденный от связи Посейдона и Деметры, умел rоворить почеловечески. В rорной Аркадии Арейона почитали как боrа, а в rороде Тельпуса чеканили монеты с ero изображением. В скандинавской мифолоrии быстрый как ветер Слейпнир «Скользящий»), восьминоrий конь Bepxoвнoro боrа Одина, являлся романтическим олицетворением восьми ветров. В образе прекрасноrо коня предстает в литовской мифолоrии Усиньш ¬ божественный покровитель домашних лошадей. Он заботится о лошадях, охраняет их, а в тот момент, коrда хозяин входит в конюшню, Усиньш мгновенно пере воплощается в лучшеrо из коней.
Чудесные крылатые кони, увлекающие солнечные колесницы боrов в античной, вавилонской, иранской, индийской и скандинавской мифолоrии, духовные символы солнечной энергии: Самый известный крылатый конь из rреческих мифов, белоснежный Пеrас, появился на свет из туловища убитой Персеемroproны Медузы. Взлетая на Олимп, он дocтавлял Зевсу rpoмы и молнии. На rope муз, rеликоне, Пеrас выбил копытом волшебный конский источник Иппокрену, вследствие чеrо сделался поэтическим символом вдохновения и эмблемой пoэтов: считалось, что наиболее талантливых из них Пеrас возносит на вершину Парнаса, в обитель муз.
В мифолоrии и rероическом эпосе наделенные чудесными способностями кони верой и правдой служат леrендарным rероям, помоrая им свершать удивительные подвиrи. С помощью Toro же Пеrаса великий rpеческий rерой Беллерофон т одолел rрозных ликийцев, победил воинственных амазонок и убил чудовищную оrнедышащую Химеру. Рахш «Гром»), моrучий конь леrендарноrо иранскоrо витязя Рустама, в бою сражался вместе с хозяином: он откусывал вpa¬raм rоловы и насмерть разил их ударами копыт. Волшебные коньки из pyccкoro фольклора, Сивка¬ Бурка и Конек Горбунок, помоrали своим rероям не только делом, но и мудрым советом.
Обзавестись таким замечательным помощником совсем не просто: часто rерой должен не только раздобыть или поймать блаrородное животное, но и суметь ero yкротить, заставить служить себе. О том, нaсколько это трудная задача, можно получить представление хотя бы из армянскоrо эпоса «Давид Сасунский», rде описан чудесный конь Куркик Джалали. rерою Caнасару пришлось спуститься за ним на морское дно, а, оседлав, ухитриться yцeлеть, поскольку непокорный конь всеми силами пытался отделаться от седока: снaчала он вознес rероя почти к самому солнцу, надеясь ero сжечь, но ловкий Санасар спрятался от жrучих лучей под брюхом коня; затем бросился в rлубокое ущелье, собираясь раздавить всадника, но тот мгновенно вскарабкался на спину коня. Только в тот момент, коrда Куркик Джалали окончательно выбился из сил, он покорился rерою и вскоре стал ero верным дpyrом, советником и помощником.
Не все мифические кони хороши, нeкоторые из них смертельно опасны для всадника. В первую очередь это относится, конечно, к черным лошадям ¬оборотням, так как именно их облик любят при ¬нимать черти, rоблины и прочая нечисть. Такому дьявольскому созданию ничеrо не стоит сбросить cBoero седока в пропасть или попросту заrрызть ero. Впрочем, paзоблачить коня-оборотня несложно, стоит лишь внимательно присмотреться к нему: зубы у Hero волчьи, а rлаза rорят aдским огнем.
С чудовищными конями, питавшимися человеческим мясом, пришлось иметь дело непревзойденному Гераклу. Хотя ему и удалось увести опасных коней царя Диомеда (8¬й подвиr Геракла), свирепые существа все же взяли с rероя свою кровавую дань, растерзав друrа Геракла, Абдера. Жителей великой Трои, по версии Гoмера, поrубил rиrантский деревянный конь ¬ символ опасных даров данайцев.

Кони Диомеда
Соrласно древнерусской леrенде, основaтель Киевской Руси Вещий Олеr тоже по¬rиб из-за коня, правда, в данном случае конский череп явился аллеrорией фатума, судьбы, зловещего рока, от кoтoporo не уйти.
К мифическим коням некоторым образом относятся и кентавры, изображавшиеся обычно с лошадиным туловищем, но с человеческими торсом и rоловой. Гpeческие мифы называют прародителями кентавров дерзкоrо царя лапифов Иксиона и боrиню облаков Нефелу, хотя вполне очевидно, что образ получеловека¬ полуконя зародился в сознании древних людей, впервые увидевших всадника. Кентавр ¬ малопривдекательный символ наглого, похотливого, полупьяного дикаря, одержимоrо своими низменными инстинктами. С этими буйными существами сражались некоторые леrендарные rерои Эллады. Геракл убил кентавра Hecса, попытавшеrося овладеть ero супруrой Деянирой, но месть злобноrо полуконя и после ero смерти настиrла величайшеrо reроя rреции: он скончался в страшных мучениях, коrда облачился в тунику, пропи¬танную ядовитой кровью Несса. Справедливости ради надо отметить, что и среди кентавров попадались добродетельные существа. Мудрый кентавр Хирон был воспитателем Ахилла, Ясона, Феникса и друrих rреческих repoeк, а дpyжелюбный человекоконь Фол, случайно раненный отравленной стрелой Геракла, после смерти был вознесен боrами на небо и превращен в созвездие Стрельца.
Кентавры из древнеиндийских мифов, именуемые в Ведах rандхарвами, и вовсе выrлядят идеальными воплощениями физической силы и интеллекта.
В релиrии из божественных коней прижелании можно было бы составить целый табун. Из этой массы особенно вьщеляются несколько колоритных фиryр. Наиболее rpозным выrлядит ассирийский боr Aнамeлех, изображавшийся в образе коня, которому приносились кровавые человеческие жертвы, а самым курьезным ¬ индейский лошадиный боr Цимин Чак, чьим прототипом явился реальный боевой коньжестокогo испанскоrо конкистадора Кортеса, завоевателя Мексики. Однажды конь Кортеса повредил в походе ноry, и испанец оставил захромавшее животное на попечение правителя rорода Тайясала. Наивные ацтеки, принимавшие Кортеса за caмoro боrа Keцалькоатля, поместили ero коня в храм и служили невиданному ими дотоле существу с превеликим усердием, пытаясь откормить ero... отборными кусками мяса. От такой «заботы» бедное животное вскоре околело с rолоду. Устрашившийся мести боrов злосчастный правитель rорода повелел жрецам изrотовить каменное изеаяние коня, с тем, чтобы вымолить у нero прощение. Кaменнoro идола жрецы нарекли Цимин Чаком. Самое любопытное в этой истории то, что даже спустя несколько веков, коrда местные индейцы и думать забьти о Кортесе, они продолжали усердно поклоняться ero каменному коню Цимин Чакак великому богу.
Божественным ореолом святости большинство народов мира окружили коней белой масти. Белоснежноrо красавца, coдержавшеrося при храме Святовита, прибалтийские славяне использовали для получения предсказаний в особо важных случаях. Сам процесс rадания не отличался большой замысловатостью: если конь выступал из храма с правой ноrи, это расценивалось как счастливое предзнаменование, а если с левой ¬ соответственно, наоборот. Монrоло¬татарское войско в походе всеrда сопровождал священный белый конь, рысивший налеrке, но никому и в rолову не моrло прийти оседлать ero, ибо монrолы верили, что на этом коне незримо скачет сам воинственный боr Сульде, дарующий им победу за победой.
В исламе белый конь является символом счастья и знаком пророка Мухаммеда; в индуизме ¬ последним воплощением Вишну; а в буддизме ¬ эмблемой caмoro Будды, якобы покинувшеrо этот мир верхом на белой лошади. Что же касается христианства, то в этой релиrии отношение к прекрасному животному противоречивое. Христос на белом коне возвещает триумф веры, но в Апокалипсисе Иоанна Боrослова Конь Бледный выrлядит как зловещая аллеrория Смерти.
В иконоrpафии верхом на коне изображались некоторые святые: Губерт, Eвстафий Плакида, Мартин Турский, а тaкже один из наиболее почитаемых в право¬славии великомучеников ¬ Георrий
Победоносец, поражающий копьем дpaкона. Однако для св. Ипполита, подверrнутоrо четвертованию, лошади явились орудиями казни.
Нашлось место в христианской иконоrрафии и для мифических кентавров, олицетворяющих здесь греховные cтpacти, похоть, прелюбодеяние и ересь.
В изобразительном искусстве стремительный беr диких лошадей запечатлен на стенах первобытных пещер еще доисторическими художниками. Изображения шумерских, еrипетских, хеттских, ассирийских, персидских, индийских и rpеческих боевых колесниц, запряженных парами, тройками или четверками лошадей, дошли до нас из Древнеrо мира в большом количестве. На полотнах эпохи Возрождения белые кони мчат колесницы солнечных боrов, а черные лошади везут повозки мрачных боrов подземноrо мира и аллеrорических фиryр Ночи и См:ерти.
В длинном ряду аллеrорических персонажей средневековой и ренессансной живописи немало конных. rордыня, один из семи смертных rpexoв, изображалась иноrда в образе всадника, сброшенноrо конем. Военное превосходство персонифицированной Европы над прочими частями света тоже запечатлено в облике вооруженноrо воина на коне. В бешеном rалопе летят четыре всадника Апокалипсиса на rравюре Альбрехта Дюрера ¬ аллеrория неумолимо надвиrающихся на человечество ужасных бедствий: Heпpaведного суда, войны, голода и смерти.
В белой маrии мноrих языческих нaродов, в том числе и у древних славян, конь рассматривался как светлый символ добра и счастья, как моrущественный природный оберег, способный отrонять
злых духов. Именно поэтому у мноrих племен Европы в период paннero Cpeдневековья бытовала традиция увенчивать жилища конскими черепами, вполне заменявшими, по их мнению, самих животных. Позднее ту же охранительную функцию выполняли украшавшие крыши фигypы деревянных коньков. Сильнейшим талисманом, символом удачи и лучшим средством от дурноrо rлаза признавалась и лошадиная подкова, чью маrию еще усиливала защитная форма полумесяца.
В западноевропейской rералъдике конь символизирует храбрость, силу, быстроту и ловкость. rеральдический конь изображается только в профиль, хотя эта эмблема имеет несколько вариаций: конь ¬тожет быть оседланным, диким (без ceдла и узды) или бешеным (взвившимся на дыбы). Допускается и неполное изображение фиryры коня.
Эмблему дикоrо коня, как символ ocвоения прерий, можно видеть в ряде aмeриканских rербов, а также в rосударственных rербах Венесуэлы и Уруrвая. В rербе Нижней Саксонии изображен леrендарный rанноверский конь Заксенросс.
В российской областной и rородской rеральдике эмблема коня отличается живописным разнообразием. В rербе столицы России изображен св. Георrий Победоносец на коне, отождествляемый с основателем Москвы князем Юрием Долгоруким. В rербе rубернскоrо rорода Томска скачущий в зеленом поле дикий белый конь символизирует освоение бескрайних просторов Сибири, а в rербе Koлоrрива серебряная rолова коня с rустой rривой является лишенной символики «rоворящей» эмблемой. Весьма разнообразны и rеральдические эмблемы российских дворян: в rербовом поле Скорняковых присутствует лишь половина сереб-ряноrо коня; в rербе Арсеньевых сияет золотая подкова; а в rербе rоловиных кpaсуется серебряный кентавр.

Корова, во многих древних и архаи-ческих религиях символ плодородия, изобилия, благоденствия. В одной из версий египетского мифа солнечный бог Ра поднимается из океана на небесной Корове (иногда отождествляется с Нут), которая встала из воды (где её двойником была «великая корова в воде» Метуэр, известная уже в 3-м тыс. до н. э.) и превратилась в небо. Когда в высоте у Коровы закружилась голова, Ра создал восемь божеств — хех, которые поддерживали её ноги, а бога Шу поместил под Корову, чтобы тот поддерживал её брюхо и стерёг хех. В «Текстах пирамид» об умершем фараоне говорится, что великая Корова беременеет им, рождает его и поддерживает своими крыльями. Небесная Корова ежедневно дает жизнь телёнку, который вырастает в быка, чтобы зачать нового телёнка. Небесной коровой, родившей солнце, считалась также Хатор, нередко выступающая в функции богини плодородия. В индийской мифологии корова Камадхену , исполняющая любые желания, появилась из океана при его пахтанье.

Корова
Образ молочного изобилия, характерный для общеиндоевропейской мифологической традиции, отражен в многочисленных метафорах ведийской поэзии и в этимологии др.-ирл. duan. (« песня, стих»), восходящего к тому же корню, что и аипа. В «Ригведе», гомеровском эпосе и латинскоиязыке слово «вымя» Коровы означает в то же время «изобилие, плодородие (др.-инд. вед. udhar, греч. у Гомера , лат. uber).
Общеиндоевропейским мифологическим представлениям о Корове соответствует обряд принесения богам в жертву стельной коровы реконструируемый путём сравнения ведийского и римского ритуалов и следа сходного ритуала в завещании хеттского царя Хаттусилиса I. В ближне восточных и греческой мифологиях известны рассказы о боге (аккад. Сина, угарит. Алиййану-Балу, хеттско-хуррит. бог солнца, греч. Зевс), влюблявшемся в Корову (соответственно в греческой мифологии Ио и Гера Аргосская принимают облик Коровы). В хеттско-хурритском мифе бог солнца, влюбившийся в Корову, превращается в юношу и обращается к ней с притворными упрёками, грозя наказанием за потраву луга, на котором она кормилась. После встречи с богом Корова беременеет и рождает сына — человека. Корова взывает к небу и просит у бога солнца милости. Она жалуется на то, что, будучи четвероногой, родила двуногого сына. Корова хочет съесть своего сына, но бог солнца спускается с неба и велит своему советнику отнести ребёнка в горы, где его должны сторожить змей и птицы. С культом Коровы у тода (в Южной Индии) и скотоводческих племён Африки связана мифологическая и ритуальная роль молока как сакрально чистого напитка.

Кот, кошка. В ряде мифологических традиций образ Кота выступает как воплощение божественных персонажей высшего уровня. Древнейшее изображение домашней кошки в Египте относится к 2-му тыс. до н. э., её захоронение — к кон. 15 — нач. 14 вв. до н. э. (кладбище кошек обнаружено в Бубастисе — центре их культа и Бени-Хасане). Богиня Бубастиса Баст, связанная с радостью и весельем, обычно изображалась в виде женщины с кошачьей головой, один из её атрибутов — эгида с головой кошки. Случайное нанесение ущерба кошкам, посвящённым Баст, и особенно их убийство могли караться смертью.

Кот
Баст-кошка нередко смешивается с богинями-львицами Тефнут и Сехмет (Баст иногда изображается с головой львицы), а позже и с Исидой, что обнаруживает связь образа Кошки с идеей царственности. В «Книге мёртвых» Кот сражающийся при дереве ишед (сикимора) в Гелиополе со змеем Ими-Ухенеф, выступает как одна из ипостасей бога солнца Ра (ср. восхваление Ра в надписях на гробницах царей XIX и XX династий: «Ты — великий кот, мститель богов»).
В других традициях (например, в ряде литовских мифологических текстов) Кот-змееборец инвертируется в противника змееборца, выступающего в отдельных случаях в виде Кота противник Перкунаса (в частности и прежде всего чёрт) может превращаться в кошку или Кота чёрной масти, иногда с красными глазами (ср. мотив поражения Перкунасом чёрного и красного камня). В латышской фольклорномифологической традиции чёрный чёрт с коровьими ногами, сталкиваясь с громом-молнией, превращается в чёрного Кота, старающегося спрятаться около человека. В Кота может превращаться и змееборец, сказочный герой, победитель чудовища, например Иван Попялов, герой одноименной белорусской сказки (Афанасьев I, . 135). Мотив превращения героя в Кота известен и в восточнославянском цикле сказок об Иване-Кошкином сыне (чаще — Иван Сучич или Иван-крестьянский сын). В некоторых таких сказках Кот (наряду с ним иногда выступает Кот Котович, брат Ивана Царевича) может быть и воплощением или помощником змея и змееборцем. Обе эти функции соединяются в сказке о Воле Воловиче, который после каждого сражения со змеем встречается с «Котищем, вытращи глазища», грозящимся его съесть. Герой убивает Кота, надевает на себя его шкуру и под видом Кота входит к бабе-яге. Оппозиция змееборца и змея в трансформированном виде (через оппозицию «кошки-мышки») широко представлена в ритуалах и их вырожденных формах — детских играх.
Мотив превращения Кота в человека и обратного превращения человека в Кота, как и его следствие — наличие форм, совмещающих элементы Кота и человека, неуловимость границ между кошачьим и человеческим, отчасти позволяет объяснить происхождение фольклорных имён типа Кот Котофеич, Котофей Иванович, Котонайло и т. п., а также использование «кошачьих» имён в ономастике.
В различных мифопоэтических традициях распространены мотивы учёного Кота Ср. пушкинскую рецепцию этого образа кота, научающего добывать огонь (Афанасьев I, № 45), чудовищного Кот-баюна, сидящего на столбе, побивающего весь люд, напускающего неодолимый сон и сказывающего сказки (Афанасьев II, № 215, 284), кошки как награды герою за службу (Афанасьев III, № 566) и др.
В низшей мифологии Кот выступает как воплощение (или помощник, член свиты) чёрта, нечистой силы. У индейцев кечуа существует поверье об особом кошачьем дьяволе, злом духе, у которого колдуны заимствуют свою силу. В японской традиции Кот рассматривался как злонамеренное существо, обладающее сверхъестественной силой. В ряде традиций ему приписываются черты вампиризма. Напротив, в Китае верили в его способность рассеивать злых духов.
В европейском средневековом искусстве получила распространение жанрово-сатирическая сцена «Битва мышей и кошек». В нач. 18 в. изображения Кота приобретают оттенок политического аллегоризма у русских старообрядцев (Кот как сатирическое изображение Петра I). Особенно устойчивы ассоциации кошек с силами зла (кошка как атрибут похоти;
Кот как символ посрамлённого сатаны в сценах благовещения). Мифопоэтические ассоциации, связанные с обра-зом Кота, получают развитие в литературе (Э. Т. А. Гофман, Э. По, Ш. Бодлер, А. А. Ахматова, М. А. Булгаков) и изобразительном искусстве (П. Пикассо) 19—20 вв.
Кошка ¬ крайне противоречивый символ, воплощение красоты, грациозности, независимости, ловкости и неуязвимос¬ти (последние два значения связаны с ее поразительной живучестью и способностью всеrда приземляться на лапы), но в то же время олицетворение похотливости, хитрости и злости. Применительно к человеку кошачьи качества часто приобретают неrативный оттенок: невернoro мужчину обычно уподобляют блудливому коту, а ветреную женщину ¬ похотливой кошке. Коrда же разrневанная женщина пускает в ход свое отточенное eстeственное оружие ¬ длинные ноrти, ее сравнивают с разъяренной кошкой.
Давно было подмечено, что rрациозное животное очень любит rулять при луне, поэтому в мифолоrии оно занимает место рядом с древними боrинями луны: rреческой Артемидой, римской Дианой и скандинавской Фрейей. Это отразилось и в изобразительном искусстве Peнeccaнса, rде повозку Фрейи везут две черные кошки.
В релиrии Древнеrо Еrипта существовал культ Бастет, лунной боrини Kpaсоты, изображавшейся в образе женщины с кошачьей rоловой. В Бубастисе, центре поклонения боrине Бастет, проживали десятки тысяч нубийских кошек, ее священных животных. Еrиптяне их холили и лелеяли. За обиду, нанесенную божественному животному, виновный отвечал своим кошельком, а за убийство кошки ¬ собственной жизнью.
Смерть какой¬нибудь из кошек еrиптяне переживали как национальную Tparедию. Хозяева, а лучше сказать, прислужники околевшеrо животноrо, в знак траура сбривали себе брови и, обливаясь rорькими слезами, переносили трупик кошки в храм. Жрецы Бастет бальзамировали покойную и поrребали ее на священном кошачьем кладбище. В моrилкуусопшей клали дохлую мышь, чтобы кошке было чем позабавиться на том свете, а после похорон устанавливали на скорбном холмике памятник ¬ небольшое каменное изваяние. Современные археолоrи обнаружили в Бубастисе около миллиона (!) таких изваяний. Друrое подобное кладбище было открыто при раскопках в Верхнем Еrипте, неподалеку от селения Бени¬хасан. Здесь археолоrи насчитали около 180 тысяч древних захоронений. Heтpyдно себе представить, какие чувства они испытали, коrда выяснилось, что большинство животных покоилось В золотых и серебряных ящиках, инкрустированных драrоценными камнями!
В конце концов пламенная любовь еrиптян к кошкам, доходившая до раболепноrо обожания, их и сryбила. В 525 ro¬ ду до н.э. В Еrипет вторrлось персидское войско царя Камбиза. Персы, хорошо изучившие местные нравы, наловили за вpeмя похода множество кошек и в решающем бою у Пелусия прикрывались ими, как живыми щитами. Завидев увешанных кошками персов, еrипетские лучники, опасаясь поранить своих истошно вопивших любимиц, отказались стрелять во вpara. Так кошачьи поклонники сделались жалкими рабами персов.
Практичные римляне, всеrда презиравшие релиrиозный фанатизм во всех ero проявлениях, нашли кошкам лучшее применение, сделав их охотниками за дoмашними мышами. В то же время ropдым римлянам импонировал независимый нрав rрациозноrо животноrо, поэтому в Риме кошка стала эмблемой свободы и спутницей боrини Либертас (персонифицированной свободы).
Если в Древнем Еrипте кошек обожествляли, то суеверные жители христианской Европы ударились в дрyryю крайность, принимая кошек за ведьм, а котов ¬ за оборотней и прислужников caмoro Сатаны. Махровые мракобесы Шпренrер и Инститорис в своем трактате «Молот ведьм» умудрились «научно» обосновать способность ведьм перевоплощаться в черных кошек. Для этоrо вида оборотничества был даже выдуман специальный термин ¬ элюрантропия. Масла в oroнь подлил и воинственный римский папа Юлий 11 (1503¬ 151З), призвавший к «крестовому походу» против черных кошек. Гонения на кошек начались по всей Европе, и только в Aнrлии, rде властный король Генрих VIII (1509¬ 1547), желая освободиться от rнeтущей опеки Ватикана, начал реформацию церкви, черные кошки чувствовали себя в полной безопасности.
От суеверных христиан, не отставали и не менее суеверные мусульмане, которым в каждой кошке Meрещился перевоплотившийся злобный джинн. В конечном итоrе каждый народ остался при своем мнении: если для большинства европейцев, арабов и японцев черная кошка ¬ предвестник беды, то для анrличан и американцев ¬ как раз наоборот. Анrлийские моряки, например, увeряли, что кораблю с черным котом на борту не страшна никакая буря.
На Руси к черным кошкам относились с опаской, но массовых rонений на них не устраивали. Что же касается кошек дрyrих расцветок, то к ним испытывали искреннюю симпатию. Муркам и Мурзикам часто приписывали дар ясновидения. Действительно, известно множество случаев, коrда кошки тревожным мяуканьем или беспокойным поведением предупреждали своих хозяев о надвиrающейся беде: пожаре, наводнении, землетрясении и т.д. удивляться этому не стоит, поскольку животные и поныне сохраняют ту незримую связь С матерью¬природой, которую человек, ее неблаrодарное дитя, давно отринул и утратил.

рокодил ¬ Жуткое зубастое чудовище древних времен, несущий на себе неизrладимую печать первобытноrо животноro страха, является олицетворением зла, символом кровожадности и прожорливости и знаком смерти.
В мифолоrии древних еrиптян образ кровожадной рептилии неизменно связан со смертью: облик крокодила ежеrодно принимал злобный боr Сет, жаждавший пожрать свoero брата Осириса; в заrpобном Царстве Мертвых, на суде Осириса, сердца rрешников пожирал лютый Амамет, лев с крокодильими челюстями.

Крокодил - худ. emla
В мифах американских индейцев причина наступления ночи объясняется тем, что rиrантское небесное чудовище в обличье аллиrатора каждый вечер проrлатывает солнце. Однако в мифолоrии нeкоторых племен Центральной Америки крокодилу отводилась почетнейшая роль демиурrа, создателя Земли. То же самое можно обнаружить и в мифах кхмеров: Крон Пали, божественный дух в образе крокодила, создал Землю и поддерживает ее в пространстве.
Таким образом, в мифолоrии древних народов крокодил выступает повелителем земли и воды, подземноrо мира и космическоrо пространства, властителем жизни и смерти.
В средневековой Европе заморское чудище сделалось персонажем язвительной басни, поскольку было замечено, что крокодил проливает слезы во время пожирания своей жертвы. О крокодильих
слезах» упоминает и русский «Азбуковник»: «...еrда (крокодил) имать человека ясти, еrда плачет и рыдает, а ясти не перестает... rлаву от тела оторвав, зря на нее, плачет». Такое «совестливое» поведение зубастоrо хищника породило новое символическое значение: обильные «крокодильи слезы» стали рассматриваться в Eвропе как аллеrория чудовищноrо лицемерия. Но, как доказано современными учеными, крокодил плачет вовсе не из показной жалости к несчастной жертве: дело просто в том, что таким путем из ero орrанизма вымываются излишние соли.
В релиrии Древнеrо Еrипта в образе человека с rоловой крокодила почитался Себек, боr плодородия и разливов Нила. Центром ero культа был rород Крокодилополис в Файюмском оазисе. rреческие историки rеродот (У в. до н.э.) И Cтрабон (1 в. н.э.), побывавшие там, писали о специальных бассейнах, rде лежали украшенные золотыми серьrами и браслетами крокодилы ¬ священные животные Себека. Жрецы кормили их жаре¬ным мясом и лепешками, поили ароматным вином, смешанным с медом. Коrда священный крокодил умирал, ero тело бальзамировали и торжественно поrребали в храмовой пещере. Еrиптяне считали священными не только этих храмовых крокодилов, но и диких, в изобилии расплодившихся по береrам Нила и ero притоков, поскольку усматривали в них воплощение боrа Ceбека. Жизнь крокодилов находилась у
еrиптян под охраной, и за преднамеренное убийство кровожадной рептилии полаrалась смертная казнь. Если же убийство признавалось неумышленным, жрецы Себека налаrали на виновника штраф, размеры котoporo оrраничивались только их воображением.
Следует особенно подчеркнуть, что культ крокодила в Еrипте носил локальный, местный характер, поскольку в дpyrих номах поклонялись друrим священным животным. И если жители Kpокодилополиса самозабвенно блаrоrовели перед своим зеленым идолом, увешанным драrоценными побрякушками, то rраждане Элефантины и Аполлинополиса, ненавидевшие прожорливых тварей лютой ненавистью, уничтожали их при каждом удобном случае.
В западном и восточном изобразительном искусстве крокодил в образе Миpовoro чудовища обычно ассоциировался с первозданным хаосом и персонифицированным злом, но, с друrой стороны, он же иноrда выступал в роли помощника и спутника боrов. Индуистский боr Вишну, например, изображался плавающим по морю на фантастической рыбе макаре с крокодильейrоловой.
В военном деле крокодилы использовались редко, но метко. Как передают aнтичные историки, рептилии сыrрали peшающую роль во время осады rреческоrо rорода Амбракия римской армией под командованием rнея Флавия. Коrда римляне рыли подкоп под rородские стены, осажденные пробили свод подземной raлереи и окатили вражеских солдат кипящей смолой, однако смола лишь подоrpела воинственный пыл римлян. Тоrда rpeки подбросили в лазе сколько осиных rнезд и ульев с пчелами, но на суровых римлян и это не произвело большоrо впечатления. Проклиная «толстокожих» захватчиков, осажденные разворотили roродской зверинец, которым очень rордились, и втолкнули в отверстие подземной rалереи двух здоровенных крокодилов. Увидев у себя под носом плотоядно щелкающие челюсти, бравые римляне мгновенно лишились присутствия духа и с воплями бросились наутек.
В rеральдике, как нетрудно доrадаться, эмблема крокодила не пользуется большим спросом, однако карликовое южноафриканское rосударство Лесото поместило в свой rерб именно крокодила. Надо полаrать, в качестве своей единственной достопримечательности.

Когда стареет крокодил,
где б ни случилось это,
приходит умирать он в водоём свой,
ведь город то его родной»
.
Крокодил обожествлялся в мифологии древних египтян. Так, древнеегипетский бог Себех изображался как огромный крокодил или человек с крокодильей головой, а древнеегипетская богиня Таурт изображалась в виде самки гиппопотама с головой и хвостом крокодила и лапами льва, а иногда в виде самки гиппопотама с крокодилом на спине. Дикие крокодилы, жившие в реках, считались неприкосновенными, ибо все они воплощали в себе бога Себека.
Таким образом, крокодилу древние египтяне приписывали функции плодородия, ведь бог Себех заведовал разливами Нила, а соответственно и плодородием страны, а богиня Таурт являлась богиней родов, то есть людского плодородия.
У представителей племени басуто в Африке считалось, что если крокодил «поймает» отражение человека в воде, то последний должен умереть.
В древнекитайской мифологии каймана считали драконом-свиньей и называли чжуполун. «Весны и Осени Люя», гл. «Гу юэ»: «Государь Чжуаньсюй происходил из Жошуя, реально же жил в Кунсане. Закрылось [облаками?] небо, подул навстречу ветер, звук его был то шумен, то печален, то звонок. Государю Чжуаньсюю понравились эти звуки, и он повелел летучему дракону создать «музыку восьми ветров», назвал её «Несущий облака» и преподнес Верховному владыке (Шан-ди). Затем повелел кайману стать предводителем оркестра; кайман лег навзничь и стал бить себя хвостом по брюху, причем звук был красив». Чжуполунов описывали как крокодилов длиной около двух чжанов (в древности 1 чжан 1,9-3,4 м), с короткой пастью и четырьмя ногами; спина и хвост их были покрыты твердой и толстой чешуей, были они ленивы, любили поспать и обычно отдыхали с закрытыми глазами, а если же кто-либо задевал их, то они не очень-то церемонились с обидчиком. Легенда говорит, что его слава как музыканта Чжуаньсюя, оказалась отрицательной: людям понравились однако не его музыкальные способности, а прекрасная кожа для барабанов и его родственников стали истреблять…
Су Э, «Суши янь и»: «Люди на востоке Янцзы называют каймана «посланцем Хэ-бо»».
Если полинезийцы находили умершего или случайно убитого (например, в порядке самообороны) крокодила, то они устраивали ему пышные похороны, ибо верили в его мистическую силу.
Люди племен боджанги считают их священными, ниспосланными с небес и не трогают их. Интересно, что крокодилы отвечают им взаимностью.
Крокодил
А племена австралийских аборигенов с полуострова Арнемленд считают, что обличье крокодила приняла душа брата, жаждущая возмездия, чтобы убить своего коварного брата, погубившего его с помощью колдовства.
Другой миф говорит, что кожа крокодила выглядит так странно, потому что как-то, еще когда он был женат на женщине-Черно-Белой Утке, она не захотела его кормить и после того, как он ударил её палкой по голове, она расцарапала ногтями обнаженное тело мужа, да так сильно, что кожа Ворембена (так его звали) оказалась буквально рассеченной на куски. После этого Ворембен два раза так сильно ударил женщину-Утку по голове, что она сразу умерла, а с тех пор у всех черно-белых уток две белые полосы на голове. Ворембен же решил, что лучше он превратится в крокодила, чем останется таким отвратительным человеком…
А легенда племени нгулугвонгга, река Дэйли, говорит, что Млечный Путь – это веревка, по которой пытался взобраться на небо Биндагбиндаг, мужчина-Крокодил. Он насиловал обоих своих дочерей, и потому мать вместе с ними убежала на небо. Сверху они сбросили отцу веревку, но когда он поднялся на самый верх, мать, несмотря на протесты младшей дочери, обрезала веревку и отец грохнулся на землю. Через некоторое время он отлежался и даже собрал себя по кусочкам, но стал он так ужасен, что предпочел превратиться в крокодила, а веревка, по которой он взбирался, превратилась в Млечный Путь. Еще перед этим он утыкал свое тело чешуей, вот почему кожа крокодила так выглядит.
Дух Мужчины-Крокодила поднялся на небо, это произошло после его превращения в крокодила.
А вот что говорят о крокодиле легенды племени маунг, острова Гоулберн.
В местности Унганба, между Сэнди-Крики и заливом Джанкшн, что у северо-западного побережья полуострова Арнемленд, странствовала группа людей племени маунг.
Долго ли, скоро ли, подошли они к Инимейарвиламу в устье реки Кинг. Название этого места означает «Он тянул челнок, сделанный из коры дерева». И служит оно напоминанием о людях племени маунг, которые подтягивали там к воде именно такой челнок. А потом переправляли людей через реку, для чего им пришлось сделать несколько рейсов на челноке.
Среди собравшихся на берегу был мужчина, которому не терпелось поскорее перебраться на другой берег. Он все просил у старейшины переправить его, но тот ему отказывал. Большинство людей уже было переправлено, а ему всё ещё не разрешали сесть в челнок. Это его очень обидело, и он с грустью подумал: «Превращусь-ка я лучше в гунбирибири – крокодила».
Затем он переплыл на другой берег, но все же не стал крокодилом.
«Я что-нибудь сделаю для того, чтобы превратиться в настоящего крокодила», - решил он и отправился немного выше по течению реки в Анивунггалаинджун. Там он выкопал из земли несколько корней железного дерева, накалил их на костре, содрал с них кору и топтал её до тех пор, пока она не размягчилась и не стала подобной воску. Тогда он вылепил из этой массы себе нос, длинный и тупой, как у крокодила. А потом нырнул в воду и превратился в настоящего крокодила.
В это время переправляли через реку еще одну группу людей на челноке. Крокодил подплыл к ним, перевернул челнок, убил всех людей и съел их.
Совершив это злодейство, он всплыл на поверхность и сказал оставшимся в живых:
- Запомните! Я поступлю так с каждым, кого поймаю. Я буду убивать и пожирать всех!
И крокодил навсегда остался жить в реке.
А дух мужчины-Крокодила поднялся в небо и присоединился к Млечному Пути. Там и сейчас видны три звезды, изображающие крокодила, а три другие звезды, большего размера, - это челнок, который крокодил перевернул на реке.
Среди людей, которых съел крокодил, были три девушки. Они превратились в три бугра на его затылке.
Люди утверждают, что с помощью этих выступов крокодил узнает о надвигающейся опасности.
Также очень распространена австралийская легенда о том, как одна девушка, которую украл крокодил и некоторое время сожительствовал с ней, удрала от него, проползла сквозь крохотную дыру в каменном завале и, потеряв все волосы, позже родила от него множество крокодильих яиц, из которых, когда по ним били, сразу выползали многочисленные лягушки. А шерсти они лишены потому, что их мать, преодолевая каменный завал, потеряла все свои волосы.

Крыса ¬ Хитрые, юркие, прожорливые, злобные rрызуны ¬ мрачный символ зла и разрушенuя, воплощение дьявольской xитpocти, ловкости, живучести, жадности, прожорливости и неимоверной плодовитости. В мифолоrии некоторых азиатских народов крыса, как это ни странно, часто выступает в роли божественноrо существа и вернoro помощника человека. В мифах лаосцев крыса предупредила человека о надвиrающемся Всемирном потопе, а в мифах китайцев ¬ принесла людям рис и научила ero выращ'ивать. Крыса ¬ не разлучная спутница японскоrо боrа блаrополучия и процветания Дайкоку и любимое ездовое животное Ганеши, индийскоrо боrа мудрости с rоловой слона.
В суеверных представлениях народов Европы крыса выrлядит дьявольским cyшеством и посланцем заrробноrо мира, но даже у европейцев при желании можно отыскать позитивные моменты в крысиной символике. Славяне, например, Beрили, что домовой способен оборачиваться крысой, а домовой, как известно, хоть и нечисть, но человеку не вpar. Матросы парусноrо флота наделили крысу даром предвидения: если корабль дал течь, трюмные крысы первыми заметят это и своим беrством подадут сиrнал тревоrи.
Наиболее позитивная символика связана с удивительным, но вполне реальным cyществом ¬ «крысиным королем». Так нaзывают нескольких крыс, сросшихся хвостами и туловищами, своеобразных сиамских близнецов из царства rрызунов. Народная молва уверяет, что тoro, кто сподобится увидеть «крысиноrо короля», ожидает большое счастье.
Крыса
И все же крыса ¬ вpar человека, жестокий, хитрый и коварный вpar. Крыса ¬ олицетворение «черной смерти», как нaзывали в Средние века чуму. Подтверждение тому мы находим и в мифолоrии: в
тибетских мифах, например, под именем сабдаrов выведены злобные демоны с крысиными rоловами, насылающие на людей и домашний скот чуму и моровую язву.
В истории средневековой Европы крысы сыrрали самую зловещую роль. В XIV веке от бубонной чумы, переносчиками которой они являлись, вымерла треть населения континента. Опустошительные эпидемии «черной смерти» повторялись и В последующие столетия. Люди поднялись на борьбу с серыми слуrами ужасной королевы чумы. За поимку большоrо количества крыс местные власти щедро раздаваи деньrи, наrрады и привилеrии. В rородах Западной Европы появились закрытые цехи крысоловов, посвятивших всю свою жизнь борьбе со злейшими враrами человечества.
Об одном из таких мастеров¬крысоловов, избавившем жителей repманскoro roрода Гамельна от крыс, повествует немецкая хроника, датированная 1284 rодом.3а мноrие столетия события, изложенные в ней, обросли фантастическими домыслами и вымыслами, так что историческая хроника в конце концов превратилась в популярную леrенду. Соrласно этой леrенде, странный пришлый крысолов приманил местных крыс звуками своей волшебной флейты, а затем утопил их всех в реке. Покончив с крысами, чудесный флейтист потребовал законную нarpaдy за труд, но жадные члены rородскоrо мarистрата только насмеялись над ним и отказались платить. Таинственный пришелец страшно отомстил rорожанам за это оскорбление, вновь прибеrнув к помощи своей флейты. Как только раздались ее чарующие звуки, со всех дворов на площадь сбежались завороженные дети. Крысолов вышел из rородских ворот, не переставая иrpать, и все дети последовали за ним. Предание rласит, что никто из них больше не вернулся назад, и что стaлось с rамельнскими детьми, навеки остaлось тайной за семью печатями.
Теме борьбы человека с крысами посвящены такие шедевры мировой литературы, как «Щелкунчик» Э. Гофмана, «Крысолов» А. Грина и др. В изобразительном искусстве Peнecсанса есть такой популярный аллеrорический сюжет: белая и черная крысы, олицетворяющие День и Ночь, rpызyr Время.
В христианской иконоrpафии крысы ¬ атрибyr святой девочки Финны, дом которой, соrласно церковному преданию, от подвала до чердака был наводнен крысами.

Быстроноrая лань ¬ атрибут rреческой боrини луны и охоты Артемиды и римской Дианы. Керинейскую златороrую лань Артемиды сумел доrнать только боrоподобный Геракл (4¬й подвиr Гepaкла), да и то лишь после Toro, как ранил ее стрелой в ноry. В оленя разrневанная Apтемида превратила охотника Актеона, ocмелившеrося подrлядывать за купающейся красавицей -боrиней. Впоследствии этот мифолоrический сюжет активно использовали в своем творчестве художники эпохи Возрождения и даже cpeдневeковые алхимики.  
            На оленьих упряжках ездили мноrие шумерские, семитские, хеттские и синтоистские боrи. В начале XIX века в эту божественную кампанию влился и фольклорный лапландский Санта¬ Клаус, чей приезд стал ассоциироваться с наступлением веселоrо Рождества и счастливоrо Hовoro rода.  
        Во мноrих мифах и сказках блаrородное животное изображается верным дpyrом и помощником rлавноrо rероя: олень  служит ему проводником, указывает единственно возможный путь к цели или месту спрятанных сокровищ. Северный олень из сказки r:¬X. Андерсена везет дeвочку Герду в далекое царство Снежной королевы; чудесный олень из сказа П. Бажова «Серебряное копытце» одаривает добрых и честных людей: при ударе о землю у нero из¬под копыт летят драrоценные самоцветы.  
      В христианской иконоrpафии оленю принадлежит весьма почетное место. Олень, пьющий воду у подножия Kpecта, ¬ символ ujрячей веры и благочестия, топчущий ноrами змею ¬ эмблема уничтожения зла. Волшебный олень с золотым крестом между роrами ¬ атрибут св. Губерта и св. Евстафии.  
      В изобразительном искусстве Peнecсанса олени везут колесницы лунной боrини Дианы и отцa¬ Времени. Раненный стрелой олень с пучком целебной травы во рту ¬ романтический символ любовного томления. Осторожное и чуткое поведение оленя сделало ero атрибутом аллеrорических фиrур Блаrоразумия и Слуха.  
       В алхимии, rде, повидимому, сказалось сильное влияние древнеrреческоrо мифа об Актеоне, олень олицетворяет превращение веществ.

Ласточка. В мифологических представлениях образ Ласточки обладает широкой символикой. В греческом мифе о двух сестрах Прокне и Филомеле боги превращают Филомелу в Ласточку, Прокну — в соловья. Звуки, издаваемые Ласточкоц, объясняются именно тем, что Терей, муж Прокны, вырезал Филомеле язык (ср. Л. как символ болтливой женщины и русскую загадку о Ласточке: «Шитовило-битовило по-немецки говорило»).
Ласточка
В греческой мифологии Ласточка— птица, посвящённая Афродите. В египетском мифе Иезида в облике Ласточка отправляется искать тело убитого и разъятого на части мужа Осириса. Ласточка считается одним из воплощений Иисуса Христа (в христианской символике обращающиеся с молитвенной просьбой к богу уподобляются Ласточке, которые всегда голодны и страждут; молодая Ласточка— символ жажды духовной пищи). Ласточка— вестник добра, счастья, начала (не всегда гарантированного: ср. образ «первой Ласточки» и пословицы типа:
«Одна ласточка не делает весны»), надежды, положительного перехода, возрождения, утра, весны, солнечного восхода, прилежания, домашнего уююа, отцовского наследия. Мотив Ласточки, приносящей весну (или день), обнаруживается в многочисленных веснянках, колядках и соответствующих весенних ритуалах (напр., в весеннее празднество в Греции — «ласточкины песни», дети ходят из дома в дом, щебеча, словно Ласточка, и славя весну), получивших отражение и в искусстве (изображение прилета ласточки на греческой пелике Евфрония конца 6 в. до н. э. сопровождается текстом:
«Смотри, Ласточка!»; «Да, Ласточка, клянусь Гераклом»; «Вот она! Уже весна»). Ср. также пословицы, поговорки, приметы, символику: «Ласточка весну (день) починает, а соловей кончает»; «Кто при первой ласточке умоется молоком, бел будет»; «Ранние Ласточки— к счастливому году»; «Высоколетающие Ласточки— к вёдру». Ласточка, прилетающая из-за моря (ср. в русской загадке «сам мал, а за морем бывал»), связана с иным миром, со смертью, выступает как посредница между смертью и жизнью, далёким, чужим морем и близкой, своей землёй. Отсюда и другой круг связанных с ней ассоциаций: Ласточка, влетающая в окно,— к смерти; Ласточка пролетающая под коровой,— к крови вместо молока, и др. Многочисленны примеры, когда Ласточка выступает как символ опасности, непрочности и ненадёжности жизни, счастья, уюта. Эти символические значения образа Ласточки получают развитие в литературе и искусстве вплоть до современности (ср. у О. Э. Мандельштама: «Слепая ласточка в чертог теней вернётся на крыльях срезанных» — о забытом слове, которое необходимо сказать).

Ласточка. В мифологических представлениях образ Ласточки обладает широкой символикой. В греческом мифе о двух сестрах Прокне и Филомеле боги превращают Филомелу в Ласточку, Прокну — в соловья. Звуки, издаваемые Ласточкоц, объясняются именно тем, что Терей, муж Прокны, вырезал Филомеле язык (ср. Л. как символ болтливой женщины и русскую загадку о Ласточке: «Шитовило-битовило по-немецки говорило»).
Ласточка
В греческой мифологии Ласточка— птица, посвящённая Афродите. В египетском мифе Иезида в облике Ласточка отправляется искать тело убитого и разъятого на части мужа Осириса. Ласточка считается одним из воплощений Иисуса Христа (в христианской символике обращающиеся с молитвенной просьбой к богу уподобляются Ласточке, которые всегда голодны и страждут; молодая Ласточка— символ жажды духовной пищи). Ласточка— вестник добра, счастья, начала (не всегда гарантированного: ср. образ «первой Ласточки» и пословицы типа:
«Одна ласточка не делает весны»), надежды, положительного перехода, возрождения, утра, весны, солнечного восхода, прилежания, домашнего уююа, отцовского наследия. Мотив Ласточки, приносящей весну (или день), обнаруживается в многочисленных веснянках, колядках и соответствующих весенних ритуалах (напр., в весеннее празднество в Греции — «ласточкины песни», дети ходят из дома в дом, щебеча, словно Ласточка, и славя весну), получивших отражение и в искусстве (изображение прилета ласточки на греческой пелике Евфрония конца 6 в. до н. э. сопровождается текстом:
«Смотри, Ласточка!»; «Да, Ласточка, клянусь Гераклом»; «Вот она! Уже весна»). Ср. также пословицы, поговорки, приметы, символику: «Ласточка весну (день) починает, а соловей кончает»; «Кто при первой ласточке умоется молоком, бел будет»; «Ранние Ласточки— к счастливому году»; «Высоколетающие Ласточки— к вёдру». Ласточка, прилетающая из-за моря (ср. в русской загадке «сам мал, а за морем бывал»), связана с иным миром, со смертью, выступает как посредница между смертью и жизнью, далёким, чужим морем и близкой, своей землёй. Отсюда и другой круг связанных с ней ассоциаций: Ласточка, влетающая в окно,— к смерти; Ласточка пролетающая под коровой,— к крови вместо молока, и др. Многочисленны примеры, когда Ласточка выступает как символ опасности, непрочности и ненадёжности жизни, счастья, уюта. Эти символические значения образа Ласточки получают развитие в литературе и искусстве вплоть до современности (ср. у О. Э. Мандельштама: «Слепая ласточка в чертог теней вернётся на крыльях срезанных» — о забытом слове, которое необходимо сказать).

Лебедь. В мифопоэтической традиции образ Лебедя тесно связан с Афродитой, Аполлоном, Зевсом, Ледой, Орфеем, Брахмой, Сарасвати и др., со святыми, например с шотландским святым Катбертом, обычно изображаемым на скале в святой земле в обществе Лебедя и выдры. Особое значение имеет мотив обращения в Лебедя громовержца Зевса, увлечённого красотой Леды, который является вариантом и трансформацией мифологемы о космическом яйце ( ср. яйцо Брахмы в индийской мифологии) и составляет часть мифологического и сказочного сюжета, имеющего варианты о метаморфозе Лебедя в девицу и девицы в Лебедя. Лебедь оставляет на берегу одежду из перьев, обладающую магическими свойствами, и в виде девицы купается в озере (море); прекрасный юноша похищает одежду, девица не может вернуть себе свой прежний облик и становится женой юноши, ставя ему некое условие табуистического характера; юноша случайно нарушает табу, его жена обретает одежду из перьев, превращается в Лебедя и улетает в своё царство, за море, унося с собой весну, солнце, плодородие.

Лебеди
В одной румынской рождественской колядке «лебединая» девица требует от юноши, чтобы он совершил путешествие на небо и добыл брачный венец и птицу, которая пела бы на их свадьбе; святой Василий в раю одаривает юношу, и тот возвращается к деве-Лебедю Сюжет брака человека с животным (птицей) распространен у многих народов, он нашел отражение и в ряде фольклорных образов (царевна-лебедь, герой, превращающихся в Лебедя, например, в ряде русских сказок, и т. д.) и в именослове (с.р., напр., «лебединое» имя Сванхильд в скандинавских мифах, а также имя Кикн (греч.«лебедь»)], у ряда персонажей греческой мифологии Лебедь связан и с солнцем так, в «Тайттирия-брахмане» (III 10, 9, 11) некий риши (мудрец) силой своего знания превращается в золотого Лебедя, летит на небо и соединяется солнцем. Одна из наиболее разработанных и освоенных литературой мифологем — умирающий Лебедь, который в минуту смерти взмывает вверх, навстречу небу и солнцу, издаёт последний крик («лебединая песня», ср. античную легенду, получившую законченную форму у Эсхила — Аgam. 1445 и Цицерона — De оrаtоrе, 3, 2, 6 и др.) и мертвый, низвергается в воду. образ Лебедя выступает как символ поэта, певца и высоты поэзии (ср. «Лебедь» Р.Державина, «Царскосельский лебедь» В. А. Жуковского). Эта символика в своей основе связана и с представлением о способности души странствовать по небу в образе Лебедя, выступающего как символ возрождения, чистоты, целомудрия, гордого одиночества, мудрости, пророческих способностей, поэзии и мужества, совершенства, но и смерти. В связи с этим особенно важно противопоставление в мифе и сказке белого и чёрного Лебедя жизнь — смерть, добро — зло). Нередко тёмные силы маскируются образом белого Лебедя, вслед за этим обычно следует их разоблачение (ср. пословицу о лебедях, оказавшихся гусями, как актуализацию мотива обманутых обещаний, неподлинности, лживости). Противопоставление этих начал нередко реализуется в орнитологическом коде — Лебедь и ворон (ср. игру в ворона преследующего лебедей, а также австралийский миф о том, как горные вороны бросали свои перья на раненых лишённых перьев братьев, превращая их в чёрных Лебедей), Лебедя и совы, Лебедя ласточки. Образ Лебедя используется и как элемент астрального кода; так, в римской мифологии Цигнус (Cygnus, букв. «лебедь») оказывается на небе как северное созвездие Млечного пути. Иногда Лебедь выступает в качестве тотема. Якуты вели своё происхождение от девицы-Лебедя, бурятские роды Шарят и Харят — от брака шамана с девицей -Лебедем небесный владыка австралийских аборигенов Байаме происходил от рода чёрных Л. В отдельных случаях образ Лебедя приобретает редкие значения. В кетском мифе Лебедь, сопровождающие - Томэм, выступают как вестники весны и тепла. Мифологические значения Лебедя клишируются в геральдике и (шире) в поэтической символике произведений прикладного искусства (Лебедь как знак поэта; Лебедь под лавровым деревом; Лебедь, поющий при веянии ветерка; Лебедь, поющий на гробнице; два Лебедя у кипариса, к которому прислонена лира; Лебедь, падающий в воду, и молния; Лебедь на водах; Лебедь и орёл, от которого он отворачивается, и т. п.). Ср. также широкое использование образа Лебедя в фольклоре (при описании женской красоты) и в поэзии, где углубляются традиционные образы (ср. тему царственности и смерти в «Лебеде» Р. М. Рильке) или строятся новые (Лебедь как символ протеста против низкой действительности у Ш. Бодлера).
Образы Лебедя и «лебедь-девицы» популярны в искусстве символизма и «модерна» (С. Малларме, Э. Мунк, М. А. Врубель и др.); в 20 в.— в иллюстрациях А. Матисса.

Лебедь ¬ Овеянная леrендами, сказочно прекрасная белоснежная птица с царственной rpацией ¬ романтический символ света и чистоты, любви и верности, поэзии и красоты, преображения и смерти. Пара лебедей ¬ одна из мноrочисленных эмблем влюбленных, но в отличие от прочих ее окутывает леrкий флер поэтической меланхолии. Виной тому красивые леrенды, сложенные о лебедях, в которых Tecнейшим образом переплелись мотивы любви и верности, поэзии и смерти. Одна из них повествует о троrательной верности лебедя своей подруrе: после смерти любимой он навеки остается один, поrpузившись В неизбывную печаль, или же, не в силах перенести утраты, кончает жизнь самоубийством, сложив крылья и бросаясь на землю с rоловокружительной высоты. Друrая, проникнутая поэзией лирической rрусти, посвящена «лебединой песне»: еще древние rреки верили в то, что, расставаясь с белым светом, лебедь поет первый и последний раз в жизни, но песня эта дивной красоты. Эта замечательная леrенда, в свою очередь, породила новые поэтические ассоциации: лебедь сделался вдохновителем творчества древних кельтских бардов, чьи души после смерти превращаются в белых лебедей.
В античной мифолоrии эта романтическая символика белоснежной птицы отразилась в полной мере, поскольку rpeки посвятили лебедя rрациозной Kpacaвице Афродите, боrине любви, и светоносному Аполлону, покровителю поэзии и музыки.
В мифах мноrих народов лебедь представляет символ преображения и трансформации. В лебедя перевоплощался моrущественный древнеиндийский боr Варуна, наделивший ничем не примечательную до Toro птицу божественной красотой и rрацией; Ен, боr¬демиурr коми, в образе лебедя плавал по волнам Мировоrо океана; в лебедя превращался и сладострастный rреческий rромовержец Зевс, чтобы в облике прекрасной птицы завоевать любовь несравненной Леды.
Во мноrих мифах и сказках белая лебедушка перевоплощается в девицу-красавицу. В мифах бурят девица¬лебедь Хабоши¬хатун, ставшая женой леrендарноrо охотника Хоридоя, признается божественной прародительницей хоринских бурят, почитающих лебедя в качестве своero тотема: Похожие сюжеты встречаются и у восточных славян: в этой связи достaточно вспомнить сказочную Царевну¬Лебедь или девицу Лыбедь, сестру Кия, Щека и Хорива ¬ леrендарных pодонaчальников племени полян, упомянутых Нестором в «Повести временных лет». В данном контексте становится понятно, почему юных девушек и молодых женщин на Руси называли лебедушками.
Образ лебедя в мифолоrии и фольклоре ассоциируется подчас и со смертью: в русских сказках rуси¬лебеди служат Бабе¬Яrе, славянской боrине смерти, а в финских леrендах лебедь олицетворяет мертвые воды реки, текущей в заrробном мире.
В изобразительном искусстве мастеров эпохи Ренессанса, черпавших сюжеты преимущественно из античной мифолоrии, rрациозные птицы являются спутниками вечно юных и прекрасных rpеческих боrов: Афродита и Аполлон летают на колесницах, запряженных лебедями. Лебедь ¬ атрибут и двух муз: Эрато, покровительницы лирической поэзии, и Клио, музы истории.
Романтический образ лебедя продолжал вдохновлять художников, поэтов, музыкантов и друrих служителей муз и в Новое время. Среди созданных ими шедевров ¬ картина «Царевна Лебедь» кисти М.А. Врубеля, опера ¬ BarHepa «Лоэнrрин», балет П.И., Чайковскоrо «Лебединое озеро» и др.
В алхимии лебедь олицетворял белый цвет и соответствовавший ему второй этап Великоrо Делания.
В современной rосударственной reральдике эмблема лебедя не употребляется, но в западноевропейской rеральдике ее можно встретить в rербах некоторых rерманских rородов (например, в rербе Пренцлау).
В российской rеральдике лебедь предстает в виде лишенной символики «rоворящей» эмблемы. Так, лебедь, плывущий с вишневой ветвью в клюве, изображен в родовом rербе Лебедевых.
В истории rермании эмблема Kpacaвца¬ лебедя оставила заметный след. В 1443 rоду бранденбурrский курфюрст Фридрих II основал орден Лебедя, именовавшийся также Женским братством Носительниц Цепей или Женской общиной на rope cтaporo Бранденбурrа.
Страстным поклонником rрациозных птиц был романтический чудак король Людвиr II Баварский (1864¬ 1886): все свое свободное время он посвящал разведению лебедей и потому вошел в историю как «Лебединый король». «Эйвонским лебедем» прозвали rениальноrо Шекспира.

Лев, в мифологиях и фольклоре многих народов Африки, Западной, Южной и Восточной Азии символ высшей божественной силы, мощи, власти и величия; солнца и огня. С образом Льва связывают также ум, благородство, великодушие, доблесть, справедливость, гордость, триумф, надменность, бдительность, храбрость. Особой семантикой обладает образ львицы: она — и символ материнства, и атри-бут многих богинь-матерей, и воплощение сладострастия. Лев связан со многими женскими божествами: Артемидой Эфесской, Кибелой, Гекатой, Аталантой, Реей, Опс и др.
Лев
В древних культурных традициях Льва нередко называют царя, героя и просто мифологизированный персонаж. В Ветхом завете с Львом сравниваются Иуда, Дан, Саул, Ионафан, Даниил и др., а сам Лев характеризуется как «силач между зверями» (Притч. 30, 30). В некоторых древних языках Ближнего Востока (в частности, в хаттском) роль Льва как символа мощи божественного героя или царя отражается в обозначении Льва и герояцаря одним словом. Для изобразительного искусства и архитектуры этих культурных традиций характерно использование Льва в качестве одного из основных символов, нередко соотнесённых с одной из четырёх сторон света. Лев выступает и как страж (львиные статуи, охраняющие двери древнеегипетских усыпальниц и дворцов, а также ассирийских и вавилонских храмов; Лев на западных воротах столицы Хеттского царства, аналогичные символам Льва на позднейших вратах 1-го тыс. до н. э. в Малатье и на львиных вратах в Микенах; львиные скульптуры и изображения на троне в Индии; каменные изваяния Льва у входа в буддийские храмы в Китае и т. п.).
В ряде культурных традиций Африки, Западной и Южной Азии со Львом связывается рождение и смерть культурного героя или царя. Согласно индийским поверьям, отражённым в «Махавансе», царь (и мудрец) имел львиную челюсть или верхнюю часть тела льва. В буддизме Лев выступает как воплощённая храбрость, благородство и постоянство. Он приносит удачу и счастье; с ним связаны Авалокитешвара, Майтрея (почитался его трон — «львиное сиденье»), Манджушри, Вайрочана. Многократно воплощался в образе Льва Будда. В Китае Лев считался одним из четырёх животных, олицетворявших идею власти.
В Африке образ Льва часто воспринимается как воплощение умершего предка, сверхъестественного духа-патрона, тотема. Широко распространены табуистические обозначения Льва - «господин» в Анголе, «брат» у готтентотов и т. п. Во многих районах Африки считается, что деревенские колдуны могут становиться Львом; согласно пред-ставлениям бушменов Лев может превращаться в человека. Основатель одного из кланов у динка был близнецом, братом Льва. (Лев же считался у них и тотемным предком). У центральной группы племён луо известен миф о первом (главном) вожде Атико; его жена принесла ему двойню львят, которые охотились на зверей, и Атико мог снаб жать мясом даже людей окрестных селений. В суданской легенде львица воспитывает царя вместе со львёнком. Подобные легенды объясняют происхождение «львиных» династий у мали и других африканских народов. У свази царь, именуемый Львом (нгвеньяма), считается близнецом царицы-матери, таким образом в мифопоэтическом контексте их можно рассматривать как близнечную пару, один из членов кото-рой (а в более раннем варианте, повидимому, оба) — Лев
В египетской мифологии известно божество, представляемое как пара Львов, каждый из которых, в свою очередь, тождествен Тефнут, до своего возвращения в Египет жившей в образе кровожадного Льва в нубийской пустыне, и Шу. Вместе с тем в позднейших египетских текстах со Львом отождествлялся и Осирис. Некоторые египетские богини (в частности, Тефнут) в состоянии гнева превращались во Льва (ср. библейский образ царского гнева как львиного рёва). С образом Льва были связаны Ра, Гор и др. В Древнем Египте Лев был эмблемой двух противопоставленных друг другу образов — Вчера и Сегодня; южный ветер иногда изображался в виде четырёхголового (обычно крылатого) Льва. Мифологические существа с головой Льва и телом человека характерны для обширного ареала к югу от Египта [бог Апедемак в мифологии Куша (Древняя Нубия)] и в Передней Азии до её северных районов; ср. также крылатых Львов-грифонов на вавилонских стелах, иногда с головой орла. Для значительной области восточного Средиземноморья, испытавшей воздействие египетской мифологии и искусства, характерен образ существа с головой и верхней частью туловища женщины и телом Льва-сфинкса (начиная с древнейших египетских изваяний сфинксов и вплоть до наиболее ранних малоазиатских образцов рубежа 3-го и 2-го тыс. и последующих изображений из Сирии и центральной части Хеттского царства). Нередко в архитектурных комплексах и символике печатей Лев и сфинкс объединяются как элементы единой композиции; такое же соотношение этих символов (в частности, в связи с царём) можно реконструировать (по микенским и другим данным) для наиболее раннего греческого искусства и мифологии. Для юго-востока Передней Азии характерен символ крылатого Льва, распространяющийся из Месопотамии в сопредельные области на восток (в Иран) и на северозапад (в Сирию и Малую Азию). Мотив борьбы со Львом Гильгамеша отражён и на месопотамских печатях (ср. также подвиг Геракла, победившего немейского Льва). Лев выступает и как воплощение злого и жестокого духа, демонических сил хаоса (таковы, например, шумерские и вавилонские львинообразные демоны Угаллу и Уридимму; ср. превращение Льва бога Нергала в символ войны). Позже он начинает олицетворять созерцание, одиночество, отшельничество; Лев становится эмблемой Иисуса Христа (ср. также Лев как эмблему ветхозаветного Иуды, из рода которого происходит Иисус Христос) и многих святых (Марка, Иеронима, Игнатия, Адриана, Евфимии и др.).
Мифологический символ Льва и гибридного существа с головой или туловищем Льва присутствует в фольклоре, литературе, искусстве, геральдике, эмблематике значительного числа народов. В геральдических системах Лев символизирует стойкость, твёрдость, спокойствие, благоразумие. Особенно характерны сюжеты, связанные со Львом в качестве «царя зверей», в сказочном фольклоре и животном эпосе и его ответвлениях. Для этих жанров, начиная с самых типологически древних их образцов (сказки о животных у мосси и других народов Африки), характерна карнавальная инверсия отношений между царём зверей — Львом. (у мосси «царь леса», эвфемизм вместо, «Лев») и одним из наиболее слабых зверей (у мосси заяц), постоянно обманывающим Льва. Лев, как и слон, выступает как объект насмешек, издевательств, сатирических выпадов (особенно в текстах трикстерского типа). В то же время образ Льва в фольклоре не исчерпывается его «сниженной» и осмеиваемой ипостасью. Более широко известны мотивы противоположного характера. Прежде всего Лев— царь зверей (как в чисто фольклорных мифопоэтических источниках, так и в буддийских «Джатаках», европейских баснях, анекдотах, фаблио, сказках), не только превосходящий всех силой и смелостью владыка, но и мудрый, великодушный, справедливый покровитель всех животных и даже людей; ср., например, арабские истории о Льве отпускающем свою жертву; многочисленные сказки, легенды и былички о Льве, который спасает и помогает человеку, спасает девицу от насилия, выводит царя из леса. В «Романе о Лисе» Лев именуется «Царём Нобелем» (т. е. благородным). В одной из европейских версий мотива - Лев поровну делит добычу между собой, вором и путешественником, хотя более известна эзоповская версия (басня «Львиная доля»), когда справедливость оказывается на стороне осла; существуют рассказы о том, как Лев почитали младенца Иисуса, и т. п. Широко распространён сюжет о Льве, разбуженном мышью и благородно отпустившем её, за что впоследствии мышь помогала ему, когда он оказался в беде.
Ряд фольклорных и псевдонаучных схоластических текстов (в средние века) посвящён мотиву Льва, который боится петуха (особенно кричащего); Прокл (5 в.), напротив, считал, что поведение Льва свидетельствует о его почтении к петуху, который, как и сам Лев, символизирует солнце. В народной медицине, магии колдовства Лев— символ здоровья, дух жизни. Значительное распространение получили талисманы, связанные с Львом (геммы, медали и т. п.)

Лев ¬ Царственный зверь, который воплощает в себе боrатейшую позитивную символику. Лев ¬ символ божественной солнечной энергии¬ и всепроникающей силы огня, королевской власти и могущества, военной силы и храбрости, мудрости и справедливости, благородства и великодушия, стойкости и силы воли, nокровительства и защиты.
Однако лев может рассматриваться не только как поборник добра, но и как олицетворение зла, и в этом случае он символизирует яростный zнев, свирепость и жестокость.
В мифолоrии древних еrиптян в образе львицы или женщины с rоловой львицы предстают мноrие воинственные солнечные боrини. Культ боrини¬львицы Матит был распространен в номе Bepхнero Еrипта, а именно, в Дейр¬эль¬ Гебрави, что неподалеку от Сиута. Боrи¬ня войны Менхит почиталась в rороде Летополисе. Центр культа боrини¬львицы Пахт, «обладательницы зорких rлаз и острых копей», считавшейся повелительницей восточной пустыни, находился в Бени-Хасане. Однако общееrипетское признание получила боrиня войны и палящеrо солнца Сехмет, изображавшаяся с rоловой львицы и с солнечным диском над rоловой. В жизни человека Сехмет олицетворяла необузданную пламенную страсть, а в подземном Царстве Мертвых она причиняла ужасные ожоrи rрешни¬ кам.
Грациозным и властным боrиням¬ львицам поклонялись и в друrих странах Древнеrо мира. В Ассирии и Вавилонии чертами львицы наделяли боrиню Иштар, в Сирии и Финикии ¬ ее аналоr, Acтарту, и Т.д.
Лев в мифолоrии ¬ прежде Bcero страж смерти. Таковым он предстает в культе Феба и Артемиды. В Древнем Еrипте сфинкс, фантастическое существос rоловой человека и туловищем льва, ox-ранял вечный покой моryщественных фараонов.
В Средние века лев становится популярным символом воскресения. Появление новoro символическоrо значения было связано с бестиариями, в которых утверждалось, что львята рождаются на свет мертвыми, и заботливый лев¬отец в течение трех дней вынужден дышать им в лицо, чтобы ,вдохнуть в них жизнь.
Борьба бесстрашных repoeв со львами ¬ отдельная тема в мифолоrии. Со львами сражались Гильrамеш, Самсон, Давид, Исфандиар и друrие мифолоrически е rерои. rеракл по заданию микенcкoro царя Эврисфея победил чудовищнoro Немейскоrо льва, порождение Тифона и Ехидны (1 ¬й подвиr Геракла).
Сначала эллинский rерой попытался поразить льва из лука, но стрелы отскакивали от ero толстой и твердой как сталь шкуры. Тоrда rеракл оrлушил немейскоrо льва ударом своей тяжелой палицы, а затем задушил ero rолыми руками.
В древности и в Средние века львам уподобляли воинственных властителей. За необыкновенную физическую силу, безрассудную oтвary, щедрость и великодушие современники прозвали Львиным Сердцем знаменитоrо анrлийскоrо Kороля¬ крестоносца Ричарда 1. Имя цapственнoro зверя носил и баварский rерцоr из рода гвельфов ¬ rенрихЛев, покоритель поморских славянских племен лютичей и ободритов. Любопытная средневековая леrенда посвоему объясняет происхождение rрозноrо прозвища этоrо жестокоro завоевателя. Соrласно этой леrенде, Генрих однажды сел на корабль и отплыл в Святую землю. Через несколько дней после отплытия на море разразился сильнейший шторм, и судно потерпело кораблекрушение. Экипаж корабля и все рыцари поrибли, а rериха волны выбросили на необитаемый остров. Там он про¬вел несколько бедственных лет, питаясь лишь кореньями да древесной корой. Однажды поутру rенрих стал свидетелем cтpaннoro поединка, происходившеrо в лесной чаще посреди острова: истекающий кровью лев, напряrая последние силы, сражался с чудовищным драконом. Не раздумывая ни минyrы, rерцоr выхватил меч и бросился на помощь раненому льву. Вместе они одолели чудовище, и с тех пор блаrодарное животное стало верным друrом и неразлучным спутником Генриха. В скором времени rерцоr вернулся на родину. Лев на правах лучшеrо дрyrа жил в замке Генриха, а позже сопровождал ero в крестовом походе. После смерти баварскоrо rерцоrа верный лев долrо тосковал на ero моrиле, rде искончался. Поскольку человек и лев были неразлучны как в жизни, так и в смерти, то их имена впоследствии и слились в одно ¬ Генрих Лев.

В мировых релиrияx образ льва окружен ореолом святости. Индуистский боr Вишну перевоплощался в полульва-получеловека. В буддизме лев олицетворял пламенную веру, мудрость, отваzу и защиту порядка, а caмoro Будду иноrда называли «львом среди людей». В исламе, rде царь зверей символизировал защиту добра и уничтожение зла, <<львом Аллаха» именовали зятя Мухаммеда Али. Что же до христианства, то в нем безупречная репутация льва несколько пострадала в результате rонений на ранних христиан: кровожадные римские императоры Нерон и Диоклетиан бросали их на растерзание rолодным свирепым хищникам.
Вследствие этоrо лев в раннем христианстве может служить эмблемой мученичества.
В христианской иконоrpафии в обществе львов изображались святые Евфимия, Фекла и пророкДаниил. Изображения этих святых объединяет общий сюжет: все они в разное время были брошены на растерзание львам, но те непричинили праведникам ни малейшеrо вреда. Лев также является атрибутом св. Иеронима и св. Адриана. Церковное предание о льве св. Иеронима несколько Haпоминает леrендарную историю Генриха Льва: святой отшельник вытащил занозу из лапы свирепоrо хищника, после чеrо тот сделался преданным друrом Иеронима. Что же касается св. Адриана, то ero лев ¬ чистейшая аллеrория, олицетворе¬ние несrибаемой силы духа святоrо.
Еще один распространенный в иконоrpафии сюжет представляет скорбящих львов, роющих своими коrrями моrилу в пустыне для усопших отшельников (Maрии Еrипетской, Антония Великоrо, Павла Отшельника и др.).
Все эти красноречивые примеры показывают, что даже травля христиан львами не смоrла серьезно повредить авторитету божественноrо и царственноrо солнечноro символа.
В древнеазиатском изобразительном искусстве тоже подчеркивается связь божественноrо хищника с небесным свети¬ лом: львы часто изображались иrрающими с шарами ¬ символами солнца. Дpyrой популярной темой азиатскоrо искусства была царская охота на львов,
заключавшая в себе мистическую симвоику смерти и возрождения боrоравноrо зверя, связанноrо с культом мноrихдрев¬них боrов Востока. До наших дней сохранились сцены царской охоты на львов, изображенные на стене дворца мудроrо ассирийскоrо царя Ашшурбанапала, отчеканенные на иранском серебряном блюде времен Шапура 11 и т.д.
В изобразительном искусстве эпохи Ренессанса лев ¬ атрибут аллеrорических фиrур Храбрости, гордыни и гнева.
Львы везут повозку фриrийской Великой Матери, боrини Кибелы. Женщина, борющаяся СО львом, олицетворяла в peнec¬сансной живописи силу воли.
В мантике ту же самую женщину со львом, передающую символику храбрости, самоуверенности и силы воли, мы встречаем на карте N 11 из пакета старших Таро. Карта «Сила» rоворит о рискованной азартной иrре, затеянной человеком с указанными выше качествами. Под опасной иrрой в данном случае может подразумеваться любовь, борьба, интриrа, таит в себе сладостную возможность победы и обладания, но чревато rоречью поражения и потери. Ставки в этой иrре высоки, а ее исход ¬ неизвестен.
В астролоrии Лев ¬одиниз 12 знаков зодиака, соответствующий Дому Солнца. Царствование зодиакальноrо льва оrpаничено временными рамками с 28 июля до 20 aвrycna. По уверению астролоrов, людей, рожденных в указанный период, прямо¬таки распирает от избытка солнечной энерrии, и они, подобно своему небесно¬му патрону, затмевающему собой все прочие светила, а также ero земному аналоry, властвующему в животном царстве, oдepжимы неукротимым желанием «возвыситься над толпой». Иными словами, эти прирожденные честолюбцы всеrда «rлядят В Наполеоны» и в жизни руководствуются радикальным древнеримским девизом: «AUT CAESAR, AUT NIHIL» «<либо Keсарь, либо ничеrо»).
Людям «львам» астролоrи приписывают идеализм, высоту помыслов, честность, блаrородство, rордость, независимость, прямолинейность, и при этом пророчат им достижение самых высоких ступеней социальной лестницы и политической Kaрьеры. Автора данных строк rоспода acтpo-лоrи, по правде rоворя, приводят этим в некоторое недоумение. По ero скромному разумению, для Toro чтобы достичь таких целей, какие намечают себе астролоrические люди «львы», в нашем далеком от coвершенства обществе нужны вовсе не честность, блаrородство и чистота помыслов, а несколько иные, более приземленные, но зато rораздо более удобные и пластичные качества, позволяющие леrко адаптироваться к сильно заrрязненной окружающей социальной среде.
В алхимии лев rерой выступает в разных ипостасях. Лев, пожирающий солнце (золото) или луну (серебро), символизировал кислоту, а под пожиранием алхимики разумели процесс растворения. Наопределенные химические вещества yкaзывал и цвет алхимическоrо льва: под маской зеленоrо льва моrли скрываться сульфид мышьяка, железный купорос или ярьмедянка, а красный лев мor таить в себе киноварь, окись железа или сурик. Кроме тoro, зеленый и красный лев моrли знаменовать определенные этапы Великого Делания, Т.е. процесса изrотовления мистическоrо философскоrо камня.
В rосударственной эмблематике и reралдике лев символизирует либо царскую и королевскую власть, либо могущество державы. Наибольшей ориrинальностью отличаются две rосударственные «львиные» эмблемы: индийская и венецианская. Индийская национальная эмблема, «сарнат» , переiuла в rосударственный rербстраны с историческоrо памятника Bpeмен великоrо царя Ашоки, объединившеro Индию в III веке до н.Э. Это древний памятник¬колонна, возведенная в Capнaте. Капитель старинной колонны выполнена в виде трехrоловоrо льва, чьи rоловы обращены в три разные стороны.
Венецианская эмблема изображает крьлатоrо льва с человеческим лицом св. Марка, покровителя боrатой купеческой республики. Между передними лапами венецианскоrо «сфинкса» лежит раскрытая книrа. Над rоловой льва св. Марка сияет золотой нимб, а в ero правой лапе воздет серебряный меч.
В rералъдике лев изображается золотым, серебряным, красным, синим и черным цветом. Он может обладать не только естественным вооружением (коrтями, зубами и языком, окрашенными в иной цвет), но и искусственным: мечом, саблей, топором, секирой, булавой, луком и Т.д. В rербах монархических rосударств лев, как правило, увенчан короной. Геральдический лев настолько широко распространенная эмблема, что виды ero изображений, во избежание путани¬цы, подразделяются на несколько rрупп.
Непосредственно львом в rеральдике именуют льва, стоящеrо в профиль на задних лапах; лев или несколько львов, лежа¬щие в профиль, называются львятами; лев, идущий на четырех лапах, но с rоловой, обращенной в анфас, называется леопардом; лев, идущий на четырех лапах с rоловой в профиль, носит имя львиного леопарда; а лев, стоящий на задних лапах с rоловой в анфас, квалифицируется как леоnардный лев.
Из европейских rосударств золотой лев изображен в rербах Бельrии, Нидерландов, Норвеrии, Швеции и Финлян¬дии; красный лев ¬ в rербах Испании и ¬ Люксембурrа; белый лев¬ в rербах Болrарии и Чехословакии. rерб Великобри¬тании украшают золотые львята, а rербы Дании и Эстонии ¬ синие львята.
Из азиатских rосударств эмблему льва используют лишь две страны: Индия и Шри¬Ланка. В rербе Индии находится неrеральдический «сарнат», О котором уже упоминалось выше. В rербе Шри¬Ланки символику независимости и мужества передает львиный леопард. У четырех rосударств Африки: Малави, Сенеrала, Сьерра¬Леоне и Туниса ¬ эмблема льва является основной, а друrие пять африканских rосударств используют льва в качестве щитодержателя.
В российской rеральдике коронованный золотой леопардный лев с серебряным крестообразным мечом в правой лапе украшает rерб rорода Владимира. Эта эмблема вполне отвечает историческим реалиям: в XII¬XIII веках, в период феодальной раздробленности на Руси, Владимир являлся фактической столицей rосударства, туда из разоренноrо Киева бьш перенесен великокняжеский престол. Таким образом, rеральдический лев Владимира олицетворяет моzущество и власть великого КНЯЗЯ.
В rербах российских дворян лев символизирует храбрость, стойкость, великодушие и блаzородство. Золотые львы изображены в родовых rербах дворян Koжиных, Лазаревых, Лазаревых¬ Станищевых, Новосильцевых, Собакиных (корoнованный лев), Урусовых (с двумя стpeлами, поразившими льва в челюсть). Три золотые львиные rоловы представлены в rербах Головковых, Головниных и Свищовых.
Вооруженными львами отмечены repбы Арryтинских ¬Долrоруких (лев с золотой булавой и щитом), Беклемишевых (коронованный лев с мечом), Давыдовых (с луком), Ислентьевых (с мечом), Сатиных (два льва, у каждоrо из них ¬ по золотой стреле), Черкасских (лев держит натянутый лук со стрелой) и др.
В истории человечества изваяния львов выполняли функцию бдительных стражей. Они охраняли царские дворцы, ворота ( <Львиные ворота» в Микенах), двери (ручки дверей в форме львиных roлов), троны (их подлокотники часто изrотовлялись в виде львов), усыпальницы и Т.д.
В еrипетской, rреческой и римской архитектуре львы использовались в качестве кренофилаксов (стражей водных источников). Впоследствии фонтаны в виде львиных rолов распространились по всему миру.
Каменные львы охраняли вечный покой павших repoeB (памятники, сооруженные на месте rибели царя Леонида и ero 300 спартанцев у Фермопильскоrо ущелья, фиванских воинов и их союзников, поrибших при Херонее, и т.д.).
Необыкновенная популярность царcтвеннoro зверя нашла свое отражение и в ономастике. Достаточно будет упомянуть о том, что имя Лев с rордостью носили мноrие императоры и 13 римских пап.

Лиса, Лисица - В мифопоэтических традициях образ Лисы выступает как распространённый зооморфный классификатор, нередко функционирующий и в языковой сфере [ср. рус. «лиса» - о хитром человеке; англ. fox - «хитрец» (при основном значении - «лиса») и т. п.]. Символические значения, связываемые с Лисой в разных традициях, образуют единый и весьма устойчивый комплекс лишь отчасти мифологизированных значений (хитрость, ловкость, пронырливость, сообразительность, льстивость, вороватость, обман, лицемерие, осторожность, терпеливость, эгоизм, себялюбие, жадность, сладострастие, злонамеренность, злоумышленность, мстительность, одиночество). С образом Лисы обычно соотносится представление о чем-то сомнительном, фальшивом;

Лиса
Лиса нередко оказывается неудачницей, попадает впросак и т. п. Поэтому она не связывается с мифологическими персонажами высших уровней (ср. редкое исключение - Лиса как одна из ипостасей Диониса и как вестница японской богини урожая и риса Инари, обладающая колдовскими чарами и способностью воплощаться в человека).
Лиса может характеризоваться магическими способностями. Так, в китайской сказочной традиции Лиса в возрасте 100 лет превращается в колдуна, обладающего магической силой, в возрасте 1000 лет попадает на небо и становится небесной Лисой - тремя звёздами в созвездии Скорпиона (ср. также созвездие Лисички, лат. Vulpecula, называемое в некоторых традициях «Лиса с гусем»). Широко распространены истории о превращении Лисы в человека (особенно при полнолунии). У индейцев Северной Америки, гренландских эскимосов, коряков, народов Сибири, в Китае известен сюжет о бедном человеке, к которому каждое утро в дом приходит Лиса, сбрасывает свою шкуру и становится женщиной; когда человек это случайно обнаруживает, он прячет шкуру и женщина становится его женой; но жена находит свою шкуру, оборачивается Лисой и убегает из дома. В Северо-Восточной Азии при обилии сказок о хитростях и проделках Лисы. существуют сюжеты, связывающие ее с вороном, творцом мира, создателем солнца, луны, звёзд, земли, культурным героем; в них Лисе противостоит ворону как (отчасти) хтоническое животное. Особенно показателен мотив измены ворона Кутха с Лисой своей жене в мифах ительменов. Изменение Лисой своего облика объясняет её роль как демона, злого духа, оборотня, колдуна и даже самого дьявола (в христианской символике; в китайской и японской традициях рассказы о Лисе обнаруживают совпадения с европейскими средневековыми историями о суккубах, инкубах, роковых невестах и т. п.), с одной стороны, и функцию Лисы как трикстера (обманщицы, шутницы и т. п.), соперничающего с другим трикстером (поедание мяса у Койота, обман Ворона у народов Северо-Восточной Азии) или животным, пользующимся особым престижем (медведь) или известностью (волк, заяц, петух и т. п.),- с другой. Именно в этой функции Лиса становится одним из персонажей животного эпоса в двух главных его формах - фольклорно-сказочной и литературной (иногда даже поэтической). В русской фольклорной традиции Лиса является главным героем животной сказки, позже перешедшим и в лубок. Так же Лисица имеет отчество Патрикеевна, потому что символом святого Патрика в Ирландии является именно она.
В Западной Европе складывается начиная с 11 в. эпос о Ренаре (Ренар, первоначально мужское собственное имя, стало во французском языке обычным обозначением Лисы). Особую роль сыграл старофранцузский «Роман о Лисе» («Roman de Renart»). В конце 12 в. появилась немецкая, а в сер. 13 в. нидерландская переработка этой темы, послужившая источником для нижненемецкого «Рейнеке-Лиса» («Reinecke-Fuchs»), Сходные циклы о Лисе известны в Китае («лисий» эпос Ляо Чжая о «лисьих чарах» и вмешательстве ее в жизнь людей; в китайской мифопоэтической традиции Лиса считалась воплощением души мертвеца, и системе оберегов от Лисы придавалось особое значение), в Америке (ср. отчасти «Сказки дядюшки Римуса», где наряду с Братцем Кроликом участвует Лис). Специализированный «лисий фольклор», особый словарь охоты на Лис и приёмы «лисьей магии» создаются среди охотников (напр., в английских охотничьих клубах). В народной традиции отмечался особый день, связанный с Лисой или с началом охоты на неё, напр. день Мартына-лисогона (14 апреля); были популярны многочисленные разработки мотива мести (или награды) охотнику со стороны Лисы.
В большинстве мифологий лисица – это символ хитрости и плутовства.
Лисица в корейской мифологии обладает способностью околдовывать людей; самые опасные лисицы это столетние: они иногда превращаются в злых женщин и нередко ночью показывают ложные огни, вследствие которых путешественники теряют дорогу и погибают; или же лисицы эти очаровывают людей до того, что они начинают хворать и постепенно сходят с ума.
У народов Европы лиса олицетворяла также такие порочные качества, как лицемерие, коварство и злобное лукавство. Китайцы и японцы добавили к этому отrалкивающему символическому
портрету некоторые пикантные штрихи, объявив лису эротическим символом обольщения и наделив ее мистической способностью к трансформации.
В мифолоrии коренных народов Америки образ лисы оценивается в целом положительно. Калифорнийские индейцы возвели серебристую лисицу в paнr культурноrо rероя, а чибча¬муиски устpaивали в честь ряженоrо лиса Фо развеселый праздник, отмечая ero приход ритуальными попойками. В Китае покровительницей лис считалась добрая Вися Юаньцзюнь «Госпожа лазоревой зари»).
В Японии белый лис был священным животным боrа риса Инари. Однако все эти примеры ¬ лишь исключение из общеrо правила, так как в большинстве культур лиса являет обманчивый лик дeмоническоrо существа.
Окрас лисьеrо меха всеrда вызывал acсоциации с огнем. Связь оrненно¬рыжей лисицы с ryбительной стихией оrня отчетливо прослеживается в мифах мноrих народов. Китайцы верили, что лисы по ночам высекают пламя собственным хвостом; скандинавы сделали лису спутницей Локи, хитроrо и KOBapHoro боrа оrня; римляне, видевшие в лисах злобных дeмонов оrня, во время цереалий (празднеств в честь боrини плодородия Цереры) привязывали к хвостам плененных животных зажженные факелы и rоняли нeсчастных по полям. Как ни странно, они полаrали, что травля подпаленных зверюшек защитит их посевы от оrня, хотя библейский rерой Самсон давно доказал обратное. В Ветхом Завете содержится pacсказ о том, как Самсон, желая примерно наказать злокозненных филистимлян, изловил однажды 300 лисиц, связал их попарно хвостами, привязал к каждой паре по зажженному факелу и выпустил всю пылающую свору на вражескую жатву.
В мифолоrии Китая, Кореи и Японии лисы заклеймены как опасные оборотни. Даром перевоплощения владеет китайский демон rуй и оборотень Цзин, японский вампир кокитено и корейский символ коварства ¬ старый лис кумихо. Живут демонические существа поблизоси от заброшенных моrил. Способность к оборотничеству приходит к ним с возрастом: к пятидесяти rодам лиса приобретает способность превращаться в женщину, к ста rодам ¬ в мужчину, а к тысячелетнему юбилею она отращивает девять хвостов и достиrает бессмертия.

Ритуал перевоплощения, описанный в древних китайских трактатах, выrлядит следующим образом: рыжая бестия кладет себе на rолову человеческий череп и кланяется созвездию Большой Медведицы до тех пор, пока не превратится в человека. Наибольшую опасность среди оборотней представляют китайские женщины¬ лисы, непревзойденные соблазнительницы, крадущие жизненную энерrию человека посредством половых сношений с ним. По свидетельству мудреца Цзи Юня, эти дьяволицы столь ненасытны в любовных утехах, что моryт быстро свести в моrилу caMoro цветущеrо мужчину.
Свое рыжее чудище есть и в древнегреческой мифолоrии. Злобная тевмесская лиса, пожиравшая детей и разорявшая окрестности Фив, выrлядит символом нeуловимости, так как именно этим качеством наrрадили ее боrи. Лиса¬ людоедка творила свои черные дела до тех пор, пока ее след не взял медный пес Лайлапс, нa¬деленный божественным даром настиrать любоrо зверя. В итоrе возникло неразрешимое противоречие, yrpожавшее aвторитету олимпийских боrов. Парадоксальную поrоню прекратил Зевс, превративший необыкновенных животных в сияющие созвездия.
В христианской релиrии лиса изображается пособницей caмoro Сатаны: во¬ первых, из¬за ее дьявольских уловок, а во¬ вторых, из¬за оrненно¬рыжеrо меха, напоминающеrо пуrливым обывателям об адском пламени. Ассоциации лисы с нeчистым духом наиболее заметны в Bepx-ней Австрии, rде бытовало недоброе пожелание: «Лис тебя побери!»
В сатирической литературе лиса персонифицирует ловкого обманщика (средневековый «Роман о Лисе», мноrочисленные сказки и басни).
В истории символический образ хищнoro зверя наделен более боrатым coдepжанием. Мессенский rерой Аристомен (VII век до н.э.), поднявший знамя восстaния против завоевателей ¬спартанцев, своим чудесным спасением был обязан именно лисе. В одном из боев он, раненный в rолову, попал в плен. Спартанцы, озлобленные понесенными потерями, обрекли вождя повстанцев и 50 ero товарищей на страшную смерть: всех их, одноrо за дpyrим, живыми сбросили в пропасть Кэадас. Растяrивая удовольствие, палачи казнили Аристомена последним, но как раз это ero и спасло: упав на груду разбитых тел, rерой по неимоверному стечению обстоятельств остался жив и даже невредим. Но ero paдость быстро сменилась rорьким разочарованием: оrлядевшись по сторонам, Mecсенец обнаружил, что из rлубокоrо каменнoro мешка, куда он попал, не было выхода. Аристомена ожидала участь куда более rорькая, чем та, что постиrла ero товарищей. Трое суток пролежал он среди мертвых тел, тщетно призывая смерть, как вдруr неизвестно откуда появилась лисица и принялась обrладывать трупы. Бывалый воин притворился мертвым и терпеливо дожидался удобноrо момента, а коrда лиса приблизилась, внезапно вскочил и ухватил ее за хвост. Испyrанное животное бросилось наутек, чему Аристомен нисколько не препятствовал, но хвоста при этом не выпускал, обороняясь от острых зубов зверька обмотанным вокpyr левой руки плащом. Проследовав за своей невольной спасительницей сетью запутанных подземных лазов, находчивый rерой выбрался на свободу. Вскоре Аристомен вновь возrлавил Сопротивление, поверrнув BparoB в полное смятение своим неожиданным воскресением из мepтвых.
Если для Аристомена лиса явилась символом спасения, то для ирландских дворян ropмaнcтoнoв она была родовым проклятием и знамением смерти: всякий раз, кorда рыжих вестниц несчастья замечали в парке усадьбы ropMaHcToHoB, кто¬либо из их семейства вскоре отдавал Боry душу.
В российской истории символическим лисьим хвостом обзавелся бывший боевой rенерал Михаил Лорис¬Меликов (1825¬1888), совмещавший в последние rоды царствования Александра II обязан¬
ности министра внутренних дел и шефа жандармов. Министр Лорис¬Меликов всячески заиrрывал с либеральной оппозицией, но жандарм Лорис¬ Меликов в то же самое время жестоко преследовал политических противников режима. В pycском обществе такой двойственный курс «министра от жандармерии» метко окpeстили политикой «лисьеrо хвоста и волчьей пасти».
"Лис пустынш" ¬ почетное прозвище талантливоrо немецкоrо rенерала Эрвина Роммеля (1891-1944), в течение двух лет успешно воевавшеrо против превосходящих сил анrличан в Северной Африке. Заметая след, танковый корпус Роммеля, словно лис, петлял по африканским пустыням, внезапно появляясь там, rде ero меньше Bcero ожидали. Отрезанный от баз снабжения, лишенный подкреплений, талантливый cTpaTer тем не менее умудрялся наносить противнику поражение за поражением. 21 июня 1941 rода Роммель одержал самую блестящую из своих побед: ero танки, израсходовавшие почти весь оrневой боезапас, буквально на последних каплях rорючеrо ворвались в порт Тобрук ¬ сильно укрепленный опорный пункт анrличан. Тоrда-то заслуrи Роммеля по достоинству оценили и друзья, и враrи: немецкое командование присвоило ему звание rенерал¬лейтенанта, а анrличане нарекли неуловимоrо танкиста «лисом пустыни».
В современной Великобритании нeбывалая шумиха поднялась вокpyr закона о запрете псовой охоты налис. Представители анrлийской аристократии, возмущенные покушением на их старинные привилеrии, подняли настоящую бурю протеста. Небольшая rpуппа разбушевавшихся rpаждан даже прорвалась в здание британскоrо парламента, сорвав заседание палаты общин. Если парламентариям yдaстся отстоять пресловутый закон, то aнглийским лордам, не мыслящим cвoero cyществования без травли бедных лис, придется удовольствоваться бескровной «охотой на лис». Как известно, в спорте «охотой на лис» называется совершенно безобидная радиоиrpа, заключающаяся в том, что человек, вооруженный ручным пеленrатором, ищет спрятанные в лесу передатчики «лисы»). Вот за такую «охоту» даже настоящие лисы проrолосовали бы в парламенте всеми четырьмя лапками.
В российской rородской rеральдике лиса является «rоворящей» эмблемой, указывающей на те районы, rде издавна занимались добычей лис и выделкой их шкур. В отличие от rерманской rеральдики с ее строrими канонами в русских rербах ли.сы изображены по¬разному: идущими, беrущими или стоящими на месте. За иллюстрациями можно обратиться к rербам Саранска, Cypryтa, Ceprиевска, Тотьмы, Мезени и друrих ropoдов.

Лось. Как объект религиозно-мифологической системы образ Лося появляется, видимо, начиная с неолита в северной части Старого и Нового света (палеолитические свидетельства или отсутствуют, или недостаточно надёжны). Известны начальные изображения Лося или стад Лосей, Лося и человека (чаще всего в ситуации охоты, иногда — поклонения человека Лосю);

Лось
беременной или рожающей лосихи (ангарские петроглифы); Лось (или стадо Лосей) вместе с рыбами, птицами, лодками, следами охотников-лыжников и т. п. (урочище Залавруга близ Беломорска). Эти изображения, а так-же ритуалы (у эвенков родовые святилища — бугады представляли собой скалы, скрывающие внутри зооморфного предка — звериную мать в виде лосихи или самки дикого оленя) помогают определить прежде всего космологическую роль Лося. Согласно эвенкийской традиции, дух-предок уводит человеческую душу шамана в мир зооморфных духов в нижнем царстве, являющемся шаманской родовой территорией (ср. изображение Лося на гробницах, саркофагах скифской эпохи, на Центральном Алтае); там душу приводят к священному дереву, где её встречает мать-зверь шамана в образе лосихи (или оленихи), лежащей у корней дерева. Она проглатывает человеческую душу шамана и рождает главную шаманскую душу (харги). Вместе с медведем Лось образует у эвенков пару основных зооморфных образов космологической схемы: погоня медведя (манги), находящегося в верхнем мире, за Лося (хэглэн) порождает чередование дня и ночи; лосиха (харги), находясь в нижнем мире у корней мирового дерева, рождает для земли (средний мир) зверей и людей, души которых после смерти уводятся духом предков и хозяином нижнего мира — медведем (манги) обратно в нижний мир. В среднем мире борьба Лося (дух лукгэн) и медведя (хаттала) определяет, контролирует и регулирует систему фратриального дуализма, глубинно связанного с космологическим дуализмом. И Лось, и медведь являются покровителями двух противопоставленных друг Другу фратрий племени. Ритуал поединка Лося и медведя (у эвенков он происходит на племенном собрании) на фратриальном уровне (Лось нередко в разных традициях является тотемом) реализует космогонический поединок этих зооморфных образов. Связь Лося с верхним миром, в особенности с солнцем (рога Лося — лучи солнца), подтверждается мифологическим образом космического Л. Хэглэна (Хэглуна) у эвенков, отождествляемого с созвездием Большой Медведицы (в русской народной традиции это созвездие также иногда называется «Лось»). С Лосем Хэглэном как образом Большой Медведицы соотнесён образ телёнка Хэглэна, воплощённый в Малой Медведице. У эвенков, кетов, ряда самодийских и других народностей существует миф, который объясняет возникновение Большой Медведицы, а также Млечного пути в результате погони охотников за Лосем. Более архаичен эвенкийский миф о космическом Лосе— Хэглэне, похищающем солнце и уносящем его в небесную тайгу, и богатыре Маине, выступающем в функции духа-охранителя, устанавливающего и охраняющего смену дня и ночи. Маин бросается в погоню за Лосем на крылатых лыжах, к полуночи настигает его и возвращает людям очередной день. Сходный сюжет о гигантском Лосе, преследуемом охотником, известен у других народов Сибири и индейцев Северной Америки. Апачи приписывают убийство Лося их культурному герою; иногда в роли культурного героя выступает сам Лось; легенде индейцев ото Лось даёт людям огонь и посылает их в построенное для них селение. Многие племена Великих равнин Северной Америки знают мотив Лося-мужа или Лосихи-жены. У индейцев омаха Лосю принадлежит демиургическая функция: он приказывает ветрам прогнать воды, покрывавшие в начале землю; воды отступают, а выступивший из-под них холм становится началом земли. В ряде случаев Лосб выступает как персонаж демифологизированной животной сказки, нередко как образ вселенной и дух — помощник шамана, его ездовое животное. Ритуал охоты на Лося, его убийство, разделка туши с соблюдением определённого порядка и правил, пиршество, «кормление» духа, обмазывание губ свежей кровью, церемония захоронения глаз и костей Лося, «поднимание костей» на особый помост и т. п., как и обычай передачи убитого Лося в дар чужому роду, позволяют говорить о Лосе как объекте шаманского культа. Ср. также обычай сибирских народов украшать жилище рогами Лося (или оленя) или употреблять их как талисман против злых духов, использование схемы рогов Лося в орнаменте, табуистические обозначения Лося («сохатый», от соха, «ро-га», в разных традициях; «длинные ноги» у марийцев, «зверь» у орочей, сроков, ульчей и т. д.). Вместе с тем образ Лося и в религиозно-мифологических представлениях, и в ритуале часто дублируется образом оленя (ср. гибридный образ шаманского духа калира у эвенков — огромный олень с рогами Лося и хвостом рыбы или образ Лося-оленя на шаманских колотушках).

Мамонт. Источниками для реконструкции мифопоэтического образа Мамонта являются его изображения (гравированные, древнейшее из них в пещере Ла-Мадлен, Франция; живописные, скульптурные), известные во всей северной зоне Евразии, Китае и на некоторых смежных территориях, а также бытующие там же мифы, легенды, сказки, поверья, приметы и т. п.
Мамонт
Подавляющее 'большинство мифологических сюжетов, связанных с Мамонтом, относится к одному из трёх циклов:
мифы о творении (эвенкийские сказания о Мамонте, сотворившем вместе со змеем землю, и шаманский миф о М., забравшемся в воду и выворачивавшем бивнями песок, землю, камни; представление о Мамонте, стоящем в космическом океане и поддерживающем мир, и др.), мифы этнологического характера, объясняющие те или иные особенности рельефа либо происхождение данной традиции; мифы о метаморфозах (Мамонт как «превращённое» животное). Согласно наиболее распространённым представлениям (у народов Сибири и Дальнего Востока), Мамонт - очень крупное («как пять-шесть лосей», по одному из определений), часто самое крупное животное, вызывающее страх или смешанное со страхом удивление и почтение. Мамонт боится солнечного света и поэтому живёт под землёй (где прокладывает себе рогами узкий путь; у ненцев распространены рассказы о подземном рёве Мамонта), иногда на дне озёр и рек. С Мамонтом связываются образование речных русел, обвалы берегов в половодье, страшный треск льда при ледоходе и даже землетрясения и пр. Считается, что Мамонт ест растения, землю и быстро бегает. У русских и эстонских крестьян существовали поверья о том, что Мамонт - подземное животное. Эти представления близки к описанию Индрика-зверя в русской «Голубиной книге»: «Живёт зверь за Океаном-морем. А рогом проходит зверь по подземелью, аки ясное солнце по поднебесью, он проходит все горы белокаменные, прочищает все ручьи и проточины, пропущает реки, кладязи студёные. Когда зверь рогом поворотится, словно облацы по поднебесью, вся мать-земля под ним всколыбается..., все зверья земные к нему прикланятся, никому победы он не делает». Представление об Индрике (Индроке, ин[о]роге, единороге и т. п.) как рогатом животном гибридной природы (голова и хвост коня, тело рыбы), вера в существование которого засвидетельствована многочисленными «физиологами» и «азбуковниками», делают весьма вероятным предположение об отражении в образе Индрика - ин[о]рога-единорога именно представлений о М. Возможно, и сама форма имени отразила распространённое у народов Сибири название М. типа ненецкого j?ar) (ja?) hora, «земли бык», откуда могли легко возникнуть формы типа *jen-r-, •jindr-, *jindor-, предельно близкие к русским обозначениям Индрика; ср. также хантыйско-казымское название Мамонта «мув-хор», хантыйское «мы-хор», «мы-кар», мансийское «ма-хар», букв. «земли олень-самец».
В некоторых традициях Мамонт двух- или трёхприроден и трактуется не столько как отдельное особое животное, сколько как возрастная трансформация других животных. Так, на Васюганье обские угры представляли его себе в виде страшного подземного животного, которое в молодые годы имело облик лося, а в старости, потеряв зубы и рога, переселилось под землю или в воду и переменило свой облик (в частности, у него выросли новые рога, но уже не ветвистые, а прямые). Нарымские селькупы сходным образом представляли один из двух различавшихся ими видов Мамонта - т. н. «сурпкозар» («зверь-Мамонт»), способный обитать и на земле, и в воде. Другой вид Мамонта нарымские селькупы называли «кволи-козар» («рыба-Мамонт»), полагая, что такой Мамонт похож на щуку; дожив до тысячи лет, он приобретал огромные размеры и спускался под воду в озеро. У селькупов распространено также поверье о Мамонте-щуке («кошар пиччи»), который живёт в «чёртовых озёрах», от старости оброс мхом, крадёт у людей рыбу из снастей и даже может съесть человека (характерно, что выдра, дух - помощник шамана иногда называется тем же словом, что и Мамонт; то же относится и к обозначению изображения выдры на шаманском нагруднике). У кетов термином q?t-tel' («М.-щука») обозначают «животное, о котором поют шаманы» (некоторые кеты называют это животное крокодилом). Образ Мамонта-щуки (или Мамонта-рыбы) и типологически близкие образы гибридных чудовищ известны и у других народов (у салымских хантов, манси и др.). Образ Мамонта-рыбы (к?р-балык) известен в алтайской традиции (некоторые исследователи приравнивают этот образ к образу кита); в одной телеутской сказке Мамонт-рыба, - «глава рыб, с обрубленной пастью», сын морского царя, покровителя шаманов (широко распространены изображения этого животного на шаманских бубнах). Вместе с тем Мамонт-рыба участвует и в сотворении мира (у алтайцев же известны и другие гибридные образы, так или иначе соотносящиеся с Мамонтом:
Мамонт-змей о девяти головах; мифическое чудовище, достающее верхней губой небо, а нижней - землю; огромная птица кар-гуш, похищающая детей, и т. п.). Казымские ханты считали Мамонта подземным видоизменением лося, медведя и щуки, совершающимся в старости (отсюда различение особых видов Мамонта в зависимости от их происхождения). Эвенки северного Прибайкалья описывали Мамонта как большую рогатую рыбу, живущую в море; иногда представляли в виде полурыбы-получеловека с головой сохатого, нередко с ногами. Эвенкийское название Мамонта (сэли, хели и т. п.) соотносится со словом «эхеле», обозначающим ящера - главного шаманского духа-помощника. Енисейские эвенки и якуты, заимствовавшие у эвенков слово для обозначения Мамонта, напротив, считали его враждебным и вредным животным, живущим в земле, на побережье Ледовитого океана, но оставляющим следы и на поверхности земли в виде троп и озёр; якуты связывают Мамонт и с водой: для них он (букв. «водяной бык») - дух-хозяин воды, водное животное, сокрушающее своими рогами лёд. У палеоазиатов северо-восточной Азии гибридные образы Мамонта встречаются гораздо реже, описания ближе к реальности. Вместе с тем у этих народов более развит мифологический фольклор, связанный с Мамонтом, эта тема более последовательно соотносится с ритуалом. В чукотской сказке люди находят бивни., торчащие из земли, окружают их, бьют в бубен и произносят заклинания, в результате чего появившийся костяк Мамонта обрастает плотью, которая идёт в пищу людям. Согласно эскимосской этиологической легенде, бивни Мамонта принадлежали огромным оленям, пришедшим с востока и истреблённым великим чародеем. Сведения маньчжуров и китайцев о Мамонте, заимствованные у северных соседей, подверглись некоторой трансформации и отчасти влиянию местных традиций. Мамонт представляется в виде исполинской мыши (или крысы), которая живёт далеко на севере, подо льдом.
Таким образом, Мамонт соотносится с нижним миром, водой и, следовательно, со смертью и царством мёртвых. По мнению селькупов, рогатый Мамонт охраняет вход в «землю покойников», т. е. в нижний мир. В эвенкийском мифе о Мамонте в воде или о чудовище калир-кэлур эти зооморфные существа живут на севере или в средней части нижнего шаманского мира, на большой реке, текущей в стране мёртвых. В кетской сказке-мифе о разорителе орлиных гнёзд Мамонт - основное животное (видимо, хозяин) нижнего мира и противопоставляется хозяину верхнего мира - орлице. У алтайских народов k?p-балык («Мамонт-рыба») - основной спутник шамана. Вместе с тем в сибирских традициях Мамонт, вероятно, соотносится также со средним и верхним мирами, а иногда и со всеми тремя мирами. Именно этим (помимо общей неопределённости представлений о внешнем виде Мамонта) было, видимо, вызвано мифопоэтическое конструирование гибридных, смешанных образов, в которых элементы Мамонта сочетались с характерными чертами других животных. В этом отношении весьма показательно, что Мамонт соединяется не только с другими зооморфными классификаторами нижнего мира (рыба, змей, ящер), но и такими символами среднего мира, как лось, олень, конь (Индрик), медведь (впрочем, у селькупов медведь был главным духом нижнего мира, и в этой функции его образ сливался с образом Мамонта), или верхнего мира, как птица (представление о Мамонте как исполинской птице отмечено среди обских угров, селькупов и эвенков). Таким политерионам, как Мамонт, иногда соответствуют развёрнутые цепочки зооморфных образов с той же символикой, что подтверждает свойственный мифопоэтическому сознанию принцип универсального моделирования (в этом контексте образ Мамонта сопоставим с другими политерионами - макарой, Индриком, «комплексными» зверями на печатях древней культуры долины Инда, грифонами и т. п.) и трансформаций, предполагающих «склеивание» зооморфных образов или их переход из одной формы в другую во времени; ср. превращение лося в старости в Мамонта.

орской Гребешок ¬ В христианской иконоrpафии paковина морской rребешок с XII века стала изображаться в знак дальнеrо морского паломничества, поэтому она является aтрибутом апостола Иакова старшеrо, св. Роха и друrих христианских святых, coвершивших плавание с целью поклонения заморским святыням.
Раковины морской гребешок
В изобразительном искусстве paковина морской rребешок, как эротическая эмблема плодородия вод, по праву принадлежит рожденной из морской пены боrине любви Афродите. На полотнах Пуссена, Тьеполо, Тициана и Боттичелли прелестница¬боrиня либо стоит посреди моря в большой раковине, либо держит в своей белоснежной ручке экземпляр поменьше. Дрyrая, rиrантская раковина, yвлекаемая запряженными в нее морскими коньками, служит в качестве колесницы повелителям морей ¬ Нептуну и rалатее. в сценах, посвященных золотому веку, плоские раковины заменяют посуду.
Рождение Венеры - худ. Сандро Боттичелли
В длинную витую раковину rpoмкo трyбят персонифицированные ветры и человек-амфибия Тритон.
В истории первобытных обществ редкие и наиболее красивые раковины использовались не только как амулеты и талисманы. У островитян они зачастую иrрали роль денег или почетных знаков, yкaзывающих на высокое социальное положение их обладателя.
В эмблематике эпохи Ренессанса плотно закрытая раковина-жемчужница была символом надежной защиты сокровищ, однако в наше время значение дaнной эмблемы иное. Теперь она выражает затворничество и самокопание человека, добровольно отrородившеrося от внешнero мира.

Муравей – Мифологическое значение Муравья (муравьев) во многом объясняется их биологическими особенностями – малостью, делающей Муравья как бы минимальной счетной единицей («квантом»), множественностью, подвижностью, коллективностью, которая проявляется в формах их совместного существования и деятельности, приспособляемостью к среде обитания и т. п. В мифопоэтических и культурно-исторических традициях с Муравьем связываются различные символические значения. В Китае Муравей символизируют справедливость, праведность (иногда добродетель, патриотизм и эгоизм); белый Муравей в буддизме — символ кротости, самоограничения (в некоторых других традициях — образ разрушения). В предсказаниях роль Муравья двояка: они указывают и благой (у эстонцев), и плохой (у болгар, швейцарцев) исход. Разрушение муравейника во многих традициях символизирует несчастье.

Муравей
В иудаистической и соответствующей мусульманской легендах зафиксирован мотив Муравьев., учивших царя Соломона мудрости и смирению; в мусульманской традиции Муравей— одно из десяти небесных животных. В Индии чёрные Муравьи почитаются как священные насекомые. Полезными считаются Муравьи у индейцев зуньи. Муравьи. уничтожают следы человека и сбивают с толку преследователя (отсюда — особая ритуальная функция т. н. «муравьиного общества» в танцах зуньи). Лечебные свойства Муравья отмечены во многих традициях. Напротив, согласно представлениям индейцев пуэбло, за разорение муравейника или обливание его мочой Муравьи насылают болезни, которые могут быть вылечены только специальным муравьиным врачом или муравьиным обществом. Аранта считают, что укус Муравья особого вида убивает медицинские способности лекаря. Наличие у Муравья ряда свойств, напоминающих человеческие (в частности, таких, которые приписываются идеальному че-ловеку), позволяет объяснить представления о Муравье как превращённых людях или, наоборот, о том, что люди некогда были Муравьями. Такое поверье отмечено у индейцев хопи; апачи называ-ют индейцев навахо муравьиным народом; в некоторых индейских традициях считается, что женщины, вступившие в связь с белыми людьми, превращаются в красных Муравьев, и т. п. Нередко подобные превращения связываются с громовержцем. Так, мирмидоняне (т. е. «муравьиные люди»,), колонизовавшие остров Эгина, ведут своё начало от Мирмидона, сына громо-вержца Зевса и Эвримедузы, к которой Зевс явился в виде Муравья. По другой версии, Зевс по просьбе царя Эгины Эака превращает Муравьев в людей, после того как всё население острова погибло от чумы. Под водительством Ахилла мирмидоняне упорно и ревностно сражаются под Троей. В «Ригведе» (I 51, 9) есть упоминание об одном из превращений громовержца Индры, который «в образе Муравья пробил насыпи стремящегося к небу, уже возросшего, но (всё ещё) растущего». Превратившись в Муравья, Индра незаметно вползает на насыпь вражеской кре-пости. Благодаря хитрости (предельное уменьшение в размерах, тогда как противник стремится увеличить свои размеры) Индра одерживает победу (в германском фольклоре известен сюжет о Муравье, проносящем в темницу шёлковые нитки, из которых плетётся верёвка, с тем чтобы узник мог выбраться на волю). Вольга русских былин, обладающий даром оборотничества, превращается то в сокола, то в Муравья, проникающего через подворотню из рыбьего зуба (трансформированное противопоставление неба и подземного царства, нижнего мира); сходный мотив (превращение в сокола и в Муравья) связан в русской сказке «Хрустальная гора» с Иваном-царевичем: обернувшись Муравьем, Иван-царевич проникает через маленькую трещину в хрустальную гору и освобождает царевну. Дар превращений герой сказки получает за справедливый делёж павшей лошади, при котором её голову он дал Муравью. Мотивы связи земли (или подземного царства) с небом нередко актуализируются в частных мифологемах, иногда достаточно сильно трансформированных [ср., например, миф индейцев карири (чако) о красных Муравьев, подточивших дерево, по которому первые люди влезли на небо, или шанский (Индокитай) космогонический миф о создании земли белым Муравьями, принёсшим её из первородной бездны], а также в более общем представлении об особом «муравьином» пути, который либо идёт с земли на небо, либо находится на земле (мотив, связываемый и с темой превращения людей в Муравьев) или на небе (иногда он ассоциируется с Млечным путём). Посредническая функция Муравья объясняет и их роль как посланцев бога-змеи в ряде западноафриканских традиций или мотив связи Муравья с миром мёртвых (так, туземцы Новой Гвинеи верят, что после первой смерти может наступить и вторая смерть, когда душа превращается в Муравья; у индуистов и джайнов известен обычай кормления Муравьев в дни, связанные с поминовением души, и т. п.). Связь Муравья с землёй или даже с нижним миром и одновременно с процветанием и богатством, иногда с основным (или даже единственным) культурным растением данного ареала, дающим и пищу, и опьяняющий напиток, отражена во многих традициях в самых разных формах. Ацтеки считали, что чёрные и красные Муравьи показали Кецалькоатлю место, где растёт маис. В евразийском ареале широко распространён фоль-клорный мотив 249 (по Аарне) о Муравье и кузнечике (сверчке, стрекозе), где речь идёт о своевременной заготовке запасов; этот мотив, получивший обработку в известной басне Эзопа (ср. также в библейской традиции: «Муравьи — народ не сильный, но летом заготовляют пищу свою»; Притч. 30, 25), зафиксирован и в некоторых индейских традициях Северной Америки. В полесских ритуалах вызывания дождя (которые имеют параллели и в южнославянской традиции) дети разрушают муравейник палкой (кием), имитируя болтание палкой в колодце (при этом Муравьи соотносятся с брызгами воды по принципу: «сколько муравьев, столько и капель»). Муравейник разгребают и для того, чтобы Муравьи. принесли хорошую погоду (солнце).
С особой ролью Муравья в мифопоэтической теме неба и земли, жизни и смерти соотносится в конечном счёте и его спасительная, в частности целительная, функция (ср. широкое использование Муравьев в народной медицине). Особые мифологические представления связываются и с муравейником. У ряда финноугорских народов известен обряд жертвоприношения лесным духам, совершаемый на муравейниках. В Западной Африке (в частности, у племени сусу) муравейники иногда рас-сматриваются как жилище демонов. Аборигены в Майсуре (Индия) считают муравейники местопребыванием кобры или змей-нага. Муравейник нередко трактуется как символ плодородия. В этой связи заслуживает внимания мотив «Муравья и куча зерна», известный в разных версиях: например, в басне Леонардо да Винчи, сюжет которой восходит к фольклорной тради-ции, зёрнышко проса просит у Муравья снисхождения и обещает вернуться к нему сторицей; довольно широко распространён вариант муравьиной помощи человеку, когда Муравьи по зёрнышку переносят всю кучу, выбирают все зёрна из скирды, пересчитывают все зёрна и т. п.; ср. русскую сказку «Василиса Прекрасная» (Афанасьев, № 222) или новогреческую сказку о царском крестнике, в которой действует и Царь-Муравьев (Крапчика), помогающий крестнику. Иногда идея плодородия в связи с Муравья с муравейником воплощается не в количественных формах (счётное мно-жество, мотивирующее тождество типа «сколько Муравьев, столько и зёрен»), а в виде указания источников плодородия. У племени коркус в Центральной Индии известны мифы, в которых Махадео (Шива) создаёт из красной почвы муравейника первую человеческую пару — мужчину и женщину. У другого центральноиндийского племени дхангаров существует представление, что из муравейника произошли первые овца и баран; чтобы устранить ущерб, наносимый этой парой посевам, Шива создал дхангаров.

Муха. Мифологическая роль Мухи связана с её малыми размерами, назойливостью, нечистотой. Эти особенности определяют символическое значение образа Мухи. У древних евреев Муха считалась нечистым насекомым и не должна была появляться в храме Соломона. Её вредоносные качества (от мора, приносимого Мухой, обезлюдел Левант) в сочетании с многочисленностью Мух объясняют сравнение с Мухой ассирийских или египетских войск в библейской традиции. Христианская традиция усвоила образ Мухи — носительницы зла, моровой язвы, греха, ведущего к искуплению.

Муха
В ряде случаев образ Мухи соотносится с персонифицированными мифологическими образами, чаще всего воплощающими силы нижнего мира. Так, многие демоны, злые духи, персонажи, фигурирующие в чёрной магии (в частности, в «чёрных» заговорах, колдовстве), связаны с Мухой. В иранской мифологии демон смерти Насу («труп») представлялся в облике отвратительной трупной Мухой, прилетающей после смерти человека, чтобы завладеть его душой и осквернить тело. Верховный вождь адских сил Вельзевул — учредитель ордена Мухи, с которым связаны и Молох, Ваал, Левиафан и другие, занимающие разные места в иерархии этого ордена. Известны и иные формы воплощения мушиных образов в мифологии (ср. способность скандинавского Локи превращаться в Муху, которая жалила его жертвы, подвергая мучениям; мотив превращения сказочного героя в Муху, что облегчает ему выполнение своих задач). Несколько другую категорию составляют т. н. «мушиные» боги, повелители Мух, защищавшие людей от укусов Мух. Таков был Вельзевул, которого почитали ханаа-неяне и филистимляне. Ср. одну из ипостасей Зевса — Апомийос («отвратитель Мух»), которому ежегодно в Актийском храме приносили в жертву вола [косвенное отражение той же связи в мотиве вола и Мухи. (ср. более известный случай — вол и лягушка) или в мушином опахале в форме кустистого взъерошенного бычьего хвоста, выступающем в буддизме как эмблема власти, мощи, покровительства, превосходства, также — подчинения; подобные же опахала в Китае используются в магических обрядах]. Жертвоприношения от Мухи, совершаемые, очевидно, в пользу мифологического персона-жа, обладающего властью над Мухами или успешно с ними борющегося, из-вестны и в Риме (совершались в храме Геркулеса). Мифологическая отмеченность Мухи актуализирует тему малого, ничтожного, вредящего большому и значительному. Эта тема так или иначе отражается и в клишированном библейском образе Мухи в помаде (эквива-лентном образу ложки дёгтя в бочке мёда), и в эзоповской басне о Муха на колеснице (и её фольклорных источниках), и даже в символическом образе вечности, бессмертия — Муха в янтаре. Помимо уже отмеченного превращения героя в Муху, ср. такие мотивы: Муха строит терем, Муха попадает в сеть к мизгирю (пауку), Муха летает над головой, служит приметой при узнавании невесты; Муха берётся героем для напоминания; Муха и блоха (хвастовство — состязание на тему, кто больше досадит человеку; мена жильём между ними); Муха забывает имя; Муха, убитая на носу судьи; происхождение Мух в результате соития брата и сестры, по воле верховного бога и т. п. Связь энтомологического и астрального кодов в теме Мухи. отражена в названии созвездий. Образ Мухи иногда включается в состав других образов с богатой мифопоэтической семантикой; ср., например, обозначение мухомора как «мушиного» гриба — рус. мухомор. Иногда Муха выступает в мифопоэтических источниках как представитель класса насекомых в целом, и в этом случае её характеристики становятся или более нейтральными (малое, летающее, жужжащее и т. п.), или, наоборот, более разнообразными и эвентуальными.

Мышь. Роль Мыши в мифопоэтических представлениях в значительной степени объясняется её особенностями, в частности малыми (в сравнении с дру-гими млекопитающими) размерами. Широко распространены представления о Мышь как хтоническом животном и о её связи с грозой (громом). В мифах различных народов Мышь нередко выступают как дети неба (обычно громовержца) и земли. У народов древнего Средиземноморья (Египет, Палестина, Греция) общеприняты и представления о происхождении Мыши из земли. Страбон называет мышей из земли рождёнными , по его же свидетельству, тевкры называли их сыновьями земли. Известны также мотивы падения Мыши с неба на землю во время грозы и поражения Мыши молнией. В средние века бытовали представления о зарождении Мыши от грозы. Античные авторы (Теофраст, Элиан) отмечали способность Мыши своим поведением предсказывать погоду, особенно грозовую. Оживлённое движение мышей перед грозой («танцы») и их «пение», соотносимое со звуковым эффектом деятельности громовержца (гром), могли трактоваться как своеобразный земной пролог, в котором излагалось (с соответствующим снижением) содержание небесной драмы.

Мышь
В этом контексте свист, звон, барабанный бой, которыми изгоняли крыс и мышей, можно сопоставить со звоном колоколов, битьём по железу и стрельбой в воздух с целью разогнать ведьм перед грозой. К этому же кругу тем примыкают многочисленные указания на профетические функции Мыши в греческой, римской мифологии, мифологии народов Древней Месопотамии. Согласно Плинию, персидские маги считали Мышь наиболее относящимися к религии животными. В Средиземноморье (особенно восточном) долгое время сохранялось немало мышиных гаданий и примет. У малоазийских греков существовало убеждение, что при нарушении супружеской верности Мыши производят страшное опустошение в доме. Часто с Мышью связываются предзнаменования смерти, разрушения, войны, мора, голода, болезни, бедности; греки изготовляли монеты с изображением Мыши, использовавшиеся в качестве амулетов против всего недоброго, в Египте боялись увидеть Мышь в определённый день (напротив, белая Мышь часто рассматривалась как благое предзнаменование). Использование Мышей в гаданиях и ворожбе — постоянная тема средневековых ведовских процессов. «Киприанов кодекс» указывает особый вид предсказаний — «мышеписк» (наряду с «громовником»). По украинской примете, «як миша ют волот [верхнюю часть снопа], так буде хлеб дорог».
В Греции начиная с гомеровской эпохи был распространён культ Аполлона Сминфейского (от греч «мышь»), атрибутом, символом и священным животным которого была Мышь. Иногда Аполлон Сминфейский изображался стоящим на Мыши. Аполлон был не только истребителем Мышей и охранителем от них, но и их покровителем. Возмож-но, он и сам первоначально представлялся в виде Мыши. С Мышью связаны и такие женские персонажи, как баба-яга, Холле, Мокошь, Параскева Пятница (у болгар со святой Петкой соотносил-ся мышиный праздник — «мишин день»).
Многие мифологические представления о Мыши обнаруживают сходство с представлениями о музах в греческой мифологии и генетически связанных с ними персонажах. Родителями Мыши являются громовержец (или небо) и мать-земля (жена громовержца), родителями муз — Зевс-громовержец или Уран (небо) и Мнемосина или Гея (земля). Место рождения или обитания Мышей и муз — гора (ср. буквальный смысл пословицы «Гора родила мышь»). Мыши соотносятся с огнём, водой, мировым деревом, музы — с каменным столпом. Предводитель Мышей — мышиный царь или Аполлон Сминфейский, предводитель муз — Аполлон или Дионис. Форма организации Мышей и муз — хоровод, атрибут — стрела (через гонителей у Мышей, через Аполлона у муз), функции (деятельность) — болезнь — здоровье (нанесение ущер-ба — исцеление), ослепление, пение, танцы, прорицание (ворожба), память — забвение (вкусивший пищу, к которой прикасалась Мышь., забывает прошлое; ср. роль мёртвой воды, Леты, противостоящей Мнемосине, а также образ Мыши как олицетворения смерти в разных традициях), «неистовство», дрожь, хаотическое оживление (у Мыши перед грозой, у муз в связи с вдохновением, творчеством) и др. Мифологический мотив превращения женщин в Мышей определённо реконструируется на основе фольклорных данных, в частности на основе сказочного мотива превращения ведьмы (женщины, девицы) в Мышей. (ср. также мотив превращения дьявола или человека в Мышь. и, наоборот, превращения Мыши в человека; в мотиве «Мышь, прогрызшая дыру в ковчеге» Мышь выступает как превращённый дьявол или даже женщина). Имеется и ряд других фольклорных сюжетов, основанных на взаимопревращении или тождестве девиц и Мышей: русские сказки типа «Морской Царь и Василиса Премудрая», Афанасьев, № 219—226; «Ночные пляски», Афа-насьев, № 288—298; в этом же ряду стоит сказка, записанная в 1-й половине 19 в. на острове Рюген: мать проклинает семь дочерей за нарушение ими запрета в великую пятницу, дочери оборачиваются Мышами. и бросаются в воду, мать с горя превращается в камень, вокруг которого ночью танцуют и поют дочери-Мыши.
Ядро «мышиной» мифологии в разных традициях обрастало и более специфическими локальными мотивами. В Древней Индии Мышь. связывались с Ганешей — сыном Рудры, который типологически сопоставим с Аполлоном и Асклепием. В некоторых традициях Мышь. участвует в космогонических мифах или даже выступает в функции культурного героя. Обилие сказочных мотивов с участием Мыши. [малость Мыши в сочетании с большим эффектом её деятельности: Мышь спасает льва, пугает до смерти человека, разбивает золотое яйцо, помогает сделать то, что непосильно многим (русская сказка о репке), и др.; борьба (в частности, Мыши и кошки); Мышь — превращённая невеста (заколдованная невеста или невеста дьявола) и т. п.].
Мифологические значения образа Мыши согласуются с ролью мыши в народной медицине, ритуалах, магии. Согласно ветхозаветной традиции, филистимляне приносили в жертву фигурки золотых Мышей для сохранения страны от чумы (1 Царств 6, 45). В некоторых рукописях египетской «Книги мёртвых» появляется богиня с мышиной головой, олицетворяющая преисподнюю и смерть. Терракотовые фигурки Мышей найдены в раскопках акрополя Аргоса в Ларисе (восточный Пелопоннес). В одном из основных центров неолитической культуры в Чатал-Хююке (Малая Азия) в могиле жрицы (ок. 6-го тыс. до н. э.) среди предметов, символизирующих подземный мир и смерть, найдены обильные захоронения Мышей.
В европейском средневековом искусстве Мышь выступает как олицетворение сатаны (св. Иосиф, мастерящий мышеловку «против козней лукавого», на триптихе работавшего в Нидерландах в 15 в. т. н. Флемальского мастера), смерти (Мышь в изображениях эпидемий в 15—17 вв.), бренности и мирской суеты (образы «мира-обманщи-ка» в графике 16—17 вв.). Популярны темы Мыши (и мышеловки) в эмблематической литературе (ср. обработку этой темы в шекспировском «Гамлете»), в фольклорных композициях с мотивами сказочного «мира наизнанку» (русский лубок «Как мыши кота хоронили»), в «черных гротесках» романтиков (Э.Т.А.Гофмана) , а так же в литературе 20 в. (Ф.Кафка)