Роль и боль.

Роль и боль.
Эпизод из практики в форме слегка зарифмованной одноактной пьески.
Московский психоневрологический диспансер номер такой-то.
Тускловато освещенный
коридор с серыми стенами и скамьями. Конец рабочего дня, народа уже почти нет. Надпись на одной из дверей: ПСИХОТЕРАПЕВТ.
Над дверью включено световое табло: ИДЕТ СЕАНС, ПРОШУ ПОДОЖДАТЬ
Возле двери на скамье одиноко сидит, уныло опустив голову, некий человек, так и назовем его -Сидящий; видимо, он ждет своей очереди.
Подходит твердыми шагами статный, крупный, цветущего и веселого вида мужчина, так и назовем его - Подошедший. Выражение лица немного ироническое. Смотрит на табло. Смотрит на часы. Смотрит на Сидящего. Присаживается рядом и, похоже, с некоторой надеждой пройти без очереди, завязывает разговор:
- Сочувствую и понимаю… Хоккей, финал, успеть хочу…
- Здесь долго. Голову ломаю, к тому ли я иду врачу.
- А что у вас?
- Да все в порядке, вот в чем проблема. Вот беда: здоров… Душа уходит в пятки и даже дальше.
- А куда?
- Явился выяснить. Все в норме, обследован от сих до сих: хоть в космос, хоть в союзной сборной…
- Вот так и я: нормальный псих. Добрался и до психиатра. Без отклонений, вот справка.
Давно, сказал, такого
кадра мы не видали. Идиот.
- Кто идиот?
- Все понемногу. А психиатришка спросил, что снится и молюсь ли Богу. Я его за нос укусил - в воображении, конечно… Я этих штучек не люблю, я реалист. Живу успешно, прекрасно ем и крепко сплю. А снов из принципа не вижу.
- Как?…
- А зачем они нужны в век НТР? В снах нет престижа, а мы себя блюсти должны.
- А с этим делом?…
- С алкоголем? Спокойно. В праздник грамм по сто, и все нормально, всем доволен… А что-то все- таки не то…
- Курящий?
-Да, но штрих к портрету: зависимости нет, могу и не курить.
- Да?… Сигарету мне одолжите?
- Я зажгу…
Подошедший достает
сигарету и зажигалку, дает Сидящему и взглядом как бы заранее
провожает его в туалет в конце коридора, где можно курить; но Сидящий, не вставая с места, вставляет сигарету в рот и чиркает зажигалкой. Подошедший осторожно удивляется:
- А здесь разрешено?
- Неважно, пингвинам все разрешено.
Сидящий закуривает;
после одной затяжки
гасит сигарету о подошву и прячет в карман. Подошедший:
- Кому?…
- Гм, ну… Разряду граждан, которым как бы
все равно. По справке.–
-Справке? (Смотрит на Сидящего внимательно.) Понимаю, я тоже вспыльчив иногда…Но ничего не принимаю, лекарства это ерунда. Оброс неуязвимой кожей. Ведь как говаривал мой тесть: хотя и черта нет, а все же
какая-то паскуда есть…
В продолжение всей предыдущей части разговора собеседники искоса поглядывали друг на друга в попытках взаимной диагностики. После последней реплики Подошедшего как бы успокоились, приняли друг друга. Посидели немного молча.
Сидящий спрашивает
Подошедшего:
- Вы были ранены?
- Ни разу. А что?
- Есть и такая жуть: боль ран, которых нет. Обязан быть ранен каждый, хоть чуть-чуть, тем более - большой мужчина. А если раны нет, то боль уже сама
себе причина.
- Да, где-то я читал… А роль? Что делать, если роль сквозная, как рана? Вжиться - ерунда, а вот как вЫжиться?… Не знаю. За этим и пришел сюда.
- Так вы артист? Теперь все ясно. Припомнил: видел вас в кино, в картине… Ваша роль прекрасна, хоть фильм сам по себе…
- Говно?
- Ну как сказать…
- Я видел, видел, боевичок на злобу дня. У них там фирменные рожи, вы с кем-то спутали меня. Я не актер, Я РОЛЬ ИГРАЮ, ИГРАЮ РОЛЬ.
–А-а, симулянт? «Ох, доктор, доктор, умираю»? Ну что ж, известный вариант, со школы знаем это дело. А по какой статье?
- Свят, свят. Морально чист, устойчив. Бегал недавно кросс в честь дня телят, по шефской линии. Телята здесь ни при чем, не буду врать, но мы разумные ребята, вот и приходится играть на свежем воздухе. Полезно
для всех, не возразит
никто. Я всех бодрей. Но если честно, то что-то все-таки не то…
– А что?…
–Так не расскажешь
сразу… Вот здесь, у
сердца… Как тиски…
Провал… Какую-то
заразу в себе таскаешь. Ни тоски, ни страха, ничего… Зарплата
высокая, самоконтроль налажен, как у автомата. Я автомат и есть. Я роль. Я автомат…
- Что ж, разве плохо
давать товарищам пример такой возможности в эпоху эн, тэ и, дай бог, память…
- Эр. Совсем неплохо. В том и ужас. Хожу в
бассейн, освоил кроль, пишу стихи, готовлю ужин, в постели вежлив, как король – Я РОЛЬ! Супруге не досадно, любовнице тем паче. Спать с обеими слегка накладно, но роль-то знает, как играть, вот-вот - ОНА меня играет. Все обеспечивает: секс, отчетность, анекдоты травит…
Подошедший поднимается, прохаживается, снова присаживается. Указывая на табло «СЕАНС», все еще горящее, спрашивает у Сидящего:
-Кто этот врач? Не
экстрасенс?
–Не знаю. Может быть… Но вряд ли. А что?
- Я был у одного. Мужик, скажу я вам, догадлив: вы, говорит, совсем того, у вас, сказал, еще в утробе все чакры сдвинулись вастрал, а третий глаз, как
в гардеробе, в районе
копчика застрял. Вот
почему ваш позвоночник от пассов прану не берет, в нем тока нет. И мочеточник повернут задом наперед.
- Недурственно. Какой же вывод?
? Куда выводится моча? Куда ей надо, в кран для слива. Могу хоть через два плеча.
- А дальше?
- Дальше тоже можно.
- Я не про то. Что вам
сказал…
- А, этот прохиндей?
Безбожник, поморщился, сто баксов взял. Сказал: во вторник приходите, начнем лечение. А я его немножечко обидел, послал в далекие края, чтоб неповадно было людям морочить чакры, деньги драть. Но строго их судить не будем, им роль приходится играть.
- Да… Ну, а дальше?
- Познакомил меня мой друг со старичком. Не знахарь, нет, в соседнем доме живет. Весь согнутый крючком, лет девяносто. Мой Алешка на нем помешан
- «Благодать!..» А денег, говорит, немножко, совсем немножко нужно дать, без пенсии старик остался… Пришли - лежит, чуть дышит дед. Но закряхтел и
сам поднялся, дал толокнянки на обед. Глаза живые, хоть и грустно смотрели… Запалил свечу… А толокнянка это вкусно, попробуйте, я не шучу.
- Ну, а потом?–
- Потом молились…Старик был слаб: увял,
устал: не спит, а веки
опустились. Я свой бумажничек достал, а он:«Спасибо, добрый мальчик, я ваших не возьму рублей. Вот бы уехать вам подальше, где много лесу и полей, питаться молоком
коровьим, купаться в
речке, видеть сны… Вы тяжело больны здоровьем и трезвостью опьянены…»
Сидящий начинает ерзать, покряхтывая и морщась.
Подошедший сочувственно осведомляется:
– Что, голова?
– Радикулит.
–
Сочувствую и понимаю, гм-гм. И здорово болит?
В вопросе прозвучала зависть. Мне стало вдруг нехорошо, я встал и, глупо улыбаясь, в пустой свой кабинет вошел. Инкогнито вредит здоровью, но кто придумает прием, чтобы, своей не сбившись ролью, остаться с кем-нибудь вдвоем? Халат препятствует.
- Войдите. Да-да, сюда, на этот стул. Что так испуганно глядите? Радикулит. Не обманул.–
- Простите, доктор…
Интересно… Ей-богу, я вас не узнал. Я роль сыграл… Ей-богу, честно, я тороплюсь: хоккей, финал…–
- Готов принять вас без подвоха и никуда не торопя. И я сыграл. Не так уж плохо – нечаянно сыграть себя.
- Нечаянно, вот-вот…
Случайно, как в поезде кому-нибудь открыться…
- Может, выпить чай нам и просто вместе отдохнуть… от роли?…
- Разве роль отпустит? Она, как тень, всегда со мной. Теперь вы врач, приемщик грусти, а я отгрузчик, я больной.
- Но нет ведь грусти, вы сказали. Тоски, сказали, тоже нет… Есть пустота. И сцена в
зале, а зал – вот этот кабинет…
- Тоска - мечта! – вагон эмоций! любую боль перетерплю. А с пустотой нельзя бороться, она похожа на петлю, она в петлю и тянет… Бредни, простите, доктор…
- Все о кей. Вы у меня как раз последний, пойдемте вместе на хоккей?
(В.Леви)

Асмера, а помните вы в какой то теме обмолвились на тему смертных грехов, что они у каждого человека свои. Не подскажите откуда вы это взяли и где можно почитать?

Taiss, почитайте Библию или Данте "Божественная комедия". Там все описано :)

Да нет, я не о том

"- Но ведь вы все-таки поэт, профессиональный поэт, Иван Афанасич, - уважительно заметила Оля.
- Никакой не поэт, - строго ответил ИАХ. - Стихиатр я. Ремесло серьезное. Поэзмы иногда выкондрячиваются, это да, муза - она и в Африке муза. И что правда, то правда: размеры знаю.
К примеру, вот. Деду Ивану посвящается:
Жил да был дед Иван.
Он любил свой диван.
Ел да спал целый век.
Вдруг сказал: кукарек.
Стишонок простой вроде, да? А вот размер не обычный, не частый в русском стихе: Амфимакр!"
–

Норма социальная –иметь не свое настроение.
А норма природная –только свое. Примиримо ли?…
Эндорфин Иванович. История одного антидепрессивного средства.
Вот один из случаев неудавшейся попытки насильственного отъема настроения у отдельно взятого человека; случай исключительный и тем
именно показательный. Кто
помнит
предперестроечные
времена, середину
восьмидесятых, когда
Горбачев только пришел к
власти и еще
осторожничал, – помнят,
должно быть, и свежий
термин, запущенный
партийным вождем в
массы в качестве
двигателя прогресса:
человеческий фактор. Не
просто там человек или
люди, не какая-нибудь
психология, а вот фактор,
понимаете ли, да притом
человеческий. Начальство
всех уровней и мастей
получило всевышнее
предписание данным
фактором заниматься и во
внимание принимать.
В эти годы и случилось
ничтожное по значению, но
не рядовое по смыслу
медицинское событие, о
котором хочу рассказать.
Имело место событие в
известной московской
психушке, где вашему
покорному слуге довелось
работать сразу после
мединститута. Попался
среди моих больных живой
антидепрессант. Человек,
внешне напоминавший
одного великого
артиста…
Да что там темнить,
скажу: на Евгения Леонова
смахивал пациент мой,
похож был не то чтобы как
две капли воды, но,
скажем, как два луча
солнца, проходящие через
разные, очень разные
среды…
Хорошее настроение
ребенка – подарок от
Бога взрослым; хорошее
настроение взрослого –
подарок самому Богу; но
вот вопрос – примет ли
его Бог.
Левилио
История этого больного в
сравнении со множеством
других наших буйненьких
скучновата.
Иван Иванович Оглоблин,
личность
малоопределенная.
Документов при
поступлении не было,
кроме пропуска в какое-то
спецкабэ
(конструкторское бюро),
где состоял вахтером.
Поступил в отделение в
хохочущем состоянии.
Лысенький, круглый весь,
как колобок, нос
картофелиной, в лучистых
морщинках, с непрерывно
набегающей пунцовой
краснотой. Пикничок-
циклоид, до смеха
типичный.
Запись дежурного:
«Поступил в связи с
антигражданским
поведением, выраженным в
форме неуместного смеха
в общественном месте.
Контакту не доступен, на
вопросы не отвечает,
эйфоричен, неадекватно
смеется. Диагноз
шизофрения».
Так и сидел в приемной:
смеялся, хохотал и
хихикал, ржал, как
ужаленный, пока
развязывали, ржал дальше
на всевозможные лады в
отделении, продолжал
ржать неудержимо, не
возражая против лечения
лошадиными дозами
нейролептиков, которые ни
на грамм не действовали;
ржал, заражая ржачкой
соседей по палате,
санитаров, медбратьев и
всех врачей, кроме
завотделением
Костоломова, которому
мешал паралич лицевого
нерва; ржал, не ржавея, и в
изоляторе, куда пришлось
поместить и где просидел
эн лет почти безвылазно
(иногда, когда другим не
было места, его
переводили в дальний
угол коридора, где ржал
еще громче); продолжал
подхихикивать и во сне
по-тихому… Ржал – вот, собственно, и все.
Ну сидит и ржет, ест и
ржет, спит и ржет, эка
невидаль, смехунчик
такой, хохотунчик,
круглоносенький ржунчик.
Внимания на него
старались особо не
обращать, лекарства
вводили торопясь, чтобы
не заразиться ржачкой.
Заметили притом сразу
же, что от одного лишь
присутствия в отделении
больного Оглоблина у
других больных
повышается настроение,
веселеют почти все до
неадекватности;
поднимается дух, или как
бы еще это назвать, и у
врачей, стоит только
мимо пройти, и у
медбратьев, и даже у
санитаров наших, хотя с
ними особстатья…
Вот и держали Ивана
Ивановича в основном в
изоляторе, а то мало ли
что.
Задерживал нам оборот
койко-дней. Полагается и
таких безнадежных
выписывать хоть на
неделю, хоть на денек-
другой, но куда этого?…
Родных не объявлялось, а
от самого ничего не
добьешься, слова
человеческого не
произнес ни разу почти,
кроме то ли «хватит
держать», то ли «дайте
доржать».
Это произошло, когда
отделение обходила
инспекционная комиссия из
горздрава.
Перед тем Костоломов
собственной персоной к
Ивану Иванычу подошел,
вернее, прокрался на
цыпочках, что при его
атлетической комплекции
выглядело чудновато. Я
тоже, как лечащий
ординатор и соучастник,
прошастал следом.
В высшей степени
убедительно зав попросил:
– Больной Оглоблин!
Прекратите неадекватный
смех на время комиссии.
Поняли?
Иван Иваныч продолжал
ржать, даже чуть громче
ржанул в ответ. Тут же
кивком Костоломов дал
знак санитарам,
фундаментальному
Николаю и клешнястому,
ухватистому дяде Васе,
совокупный отбытый срок
коих в местах не столь
отдаленных по уголовке
составлял чуть поменьше
вышки.
Санитары ответили
понимающим молчанием.
– В случае чего, –
пояснил Костоломов.
И уточнил:
– В случае чего.
Николай внимательно
шевельнулся и зажевал
улыбку, дядя Вася натужно
усилил звериность мордо-
выражения и
подрастопырил клешни.
Я, лечащий соучастник,
произвел стойку-смирно,
глядя в другую сторону, я
сдерживался уже из
последней мочи, ибо
Оглоблин продолжал
ржать в усиленном режиме,
ржанье его проникало
вибрациями в печень и в
поджелудку, зашкаливало.
– Эх, траляля, –
произнес Костоломов, как
всегда при
озабоченности, и поспешил
в кабинет.
Минут через сорок
комиссия в составе
четырех членов и
председательши
двинулась, за ней зав и
вся врачебная свита, где-
то в хвосте и я.
Стояла бесподобная
тишина. Дело шло о
присвоении отделению
звания образцового.
Костоломов вполголоса,
скупыми штрихами
набрасывал необходимые
объяснения: «Онейроидная
кататония… Имело место
некоторое возбуждение…
Готовится к выписке…»
Председательша
комиссии,
замзавгорздравша,
плотная тетя с
крысоватыми глазками,
торопливо кивала и
делала движения,
напоминающие
канатоходца, с ней в такт
и все члены комиссии.
Видно было, что они
слегка мандражат, не
каждый же день
приходится проверять
буйную психиатрию.
Комиссия благополучно
прошествовала мимо
изолятора, и я успел
удивиться, что никакого
ржанья оттуда не
доносилось, только слегка
дрожал пол возле двери.
Костоломов блестяще
выполнил заранее
задуманный маневр,
направив внимание
замзавгррздравши и
членов на наш открытый со
всех сторон, сияющий
туалет, феноменально
пустой.
Вдруг раздался
апокалиптический взрыв.
Все содрогнулись, под
председательшей треснул
линолеум, один из членов
гулко упал.
Из изолятора с воплем:
«хватит держать!» – или
«дайте доржать!»,
неразборчиво получилось,
хотя и громко, –
выскочил Иван Иванович и
покатился мячиком. За ним
в зверском молчании
неслись дядя Вася и
Николай с кляпом в руке,
только что выплюнутым,
что и произвело,
очевидно, взрывную волну.
Неслись, пытаясь поймать
«на хомут» – вернейший
захват за шею с
придушиванием за счет
пережима сонных артерий
– но Иван Иванович делал
обманные финты и
непостижимо
увертывался, – он и не
бежал вовсе, он танцевал,
пружинно трясясь, он ржал,
беззаветно ржал, а с ним
вместе дико, бессовестно,
единой семьей заржали
больные, все отделение,
заржала председательша
и все члены комиссии
вместе с упавшим,
заржали все, кроме
Костоломова, горестно
повторявшего: «Эх,
траляля».
Первым опомнился дядя
Вася – рыча, сделал
тигриное сальто, он был
великий профессионал, и в
прыжке достал Иван
Иваныча откуда-то с
бокового выверта, из
другого измерения,
достал и накрыл. Тут же и
Николай ухнул и
богатырским взмахом
всадил кляп в ротовое
отверстие. Иван Иванович
почтительно смолк, затем
икнул, побагровел,
посинел… И вдруг опять
апокалиптически пукнул.
Опять отчетливо
прозвучали жалобные
слова: «Дайте…
доржать…»
В общем, все обошлось,
звание присвоили.
Санитары потом,
естественно, получили от
зава некоторое внушение,
но больше для ритуала
субординации. – «Да, –
уверенно признал дядя
Вася, – перестарались
маленько».
В уверенности его тона
сквозило твердое знание,
что не в первый и не в
последний раз
перестарались они, а
обижать их нельзя. Дядя
Вася с четырьмя
убийствами в анамнезе
особенно глубоко знал,
что обижать их нельзя, и
всякий раз в конце обхода
подмигивал Костоломову.
Член комиссии, который
упал, оказался большим
эрудитом. «У больных
шизофренией, – сказал
он, – по последним
научным данным, нарушена
выработка эндорфинов. Вы
не знаете, что такое
эндорфины, не в курсе,
литературу читать надо,
товарищи, квалификацию
повышать, нельзя
заниматься ползучим
эмпиризмом. Эндорфины –
это, к вашему сведению,
вещества психических
чувств, материальный
субстрат эмоций. Нет, нет,
ни в коем случае не
механицизм и не
вульгарный локалицизм, а
дифференцированный
химизм, именно, только
так.
Ваш этот… Хомуткин…
Чересседельников…
Лошадиная фамилия, вы не
в курсе, это типичный
случай эндорфинового
дисбаланса, ну просто
классика, между прочим,
еще Рабле описал, он тоже
был врач и
душевнобольной, вы не в
курсе.
А мне тоже один раз,
знаете ли, пришлось
испытать. Воспалились
четыре зуба, вот такой
флюсище, ну я и попросил
друга из поликлиники
выдернуть их все сразу к
чертовой матери, только
так, чтоб не больно, не
люблю боли. Ну он и
шарахнул рауш-наркоз,
веселящий газ, эн-о, вы не
в курсе, товарищи, как вы
можете так отставать от
науки. Тройную дозу
вкатил, представляете?
Так я вместо трех часов
ржал, извиняюсь, три дня,
белья не хватило, пупочная
грыжа вылезла. Вот что
такое эндорфины, дорогие
товарищи, литературу
читать надо».
С той поры и
переименовали мы Ивана
Ивановича в Эндорфина
Ивановича, в память о том,
как он оборжал комиссию.
После комиссии и
лекарства ему отменили,
на фиг изводить попусту. Я
и еще двое докторов (в
мужском буйном работали
только мужчины), все,
кроме зава, использовали
его стихийно сперва, а
потом уже и сознательно,
в качестве живого
антидепрессанта:
подойдешь, постоишь
рядом, поржешь минуту-
другую, вот вроде и опять
жить охота.

Согласно последующим клиническим исследованиям 100 взглядов на этот портрет Ивана Ивановича
излечивают любую депрессию.

асмера пишет:

Согласно последующим клиническим исследованиям 100 взглядов на этот портрет Ивана Ивановича
излечивают любую депрессию.

Благодарю) Вылечился)

Destino пишет:

асмера пишет:

Согласно последующим клиническим исследованиям 100 взглядов на этот портрет Ивана Ивановича
излечивают любую депрессию.

Благодарю) Вылечился)

Мне нравится: "вы, говорит, совсем того, у вас, сказал, еще в утробе все чакры сдвинулись в астрал, а третий глаз, как в гардеробе, в районе
копчика застрял. Вот почему ваш позвоночник от пассов прану не берет, в нем тока нет. И мочеточник повернут задом наперед." )))))))

Благодарю,уважаемая Эндорфина Серотониновна))))

Destino пишет:

Благодарю,уважаемая Эндорфина Серотониновна))))

Пожалуйста, Паркопан Циклодолович ))))).

асмера пишет:

Destino пишет:

асмера пишет:

Согласно последующим клиническим исследованиям 100 взглядов на этот портрет Ивана Ивановича
излечивают любую депрессию.

Благодарю) Вылечился)

Мне нравится: "вы, говорит, совсем того, у вас, сказал, еще в утробе все чакры сдвинулись в астрал, а третий глаз, как в гардеробе, в районе
копчика застрял. Вот почему ваш позвоночник от пассов прану не берет, в нем тока нет. И мочеточник повернут задом наперед." )))))))

вот пример отличной диагностики))))
так и захотелось некоторым ,особо мнительным и духовно ленивым,которые любят шастать по темам диагностов написать именно это!

Taiss пишет:

Асмера, а помните вы в какой то теме обмолвились на тему смертных грехов, что они у каждого человека свои. Не подскажите откуда вы это взяли и где можно почитать?

С какой целью интересуетесь?

НАДО

ЖУТКАЯ КРАСОТА пишет:

асмера пишет:

Destino пишет:

асмера пишет:

Согласно последующим клиническим исследованиям 100 взглядов на этот портрет Ивана Ивановича
излечивают любую депрессию.

Благодарю) Вылечился)

Мне нравится: "вы, говорит, совсем того, у вас, сказал, еще в утробе все чакры сдвинулись в астрал, а третий глаз, как в гардеробе, в районе
копчика застрял. Вот почему ваш позвоночник от пассов прану не берет, в нем тока нет. И мочеточник повернут задом наперед." )))))))

вот пример отличной диагностики))))
так и захотелось некоторым ,особо мнительным и духовно ленивым,которые любят шастать по темам диагностов написать именно это!

Именно. И добавить:

Свинья - не праздное
животное,
Она всего лишь безработная.
Доверьтесь ей, возьмите в штат,
Достойный дайте ей оклад - ей-ей,
Свинья себя покажет
И слова лишнего не скажет,
А ежели уйдет в запой,
Начальника возьмет с
собой…
Последнюю пару строк ИАХ прочел с особой выразительностью, сделал опрокидон и продолжил.
Свинья - не грязное животное,
А очень даже чистоплотное.
Сама в своей грязи валяется,
А в ближних грязью не кидается.
Душа и туша - не одно.
Глянь, что ни совесть - то пятно,
И Солнце состоит из пятен,
А мир наш так ли уж опрятен?…
Свинья, если хотите знать,
Свинарник может свой прибрать.
Ей просто этого, не хочется –
Порядок - пропуск в одиночество,
Свинье же, как и вам, друзья,
Без нежной дружбы жить нельзя.
Явление кота народу.
Кошкотерапия и пр.
Мощно хрюкнув на прощанье, подмигнув одним глазом и выплюнув ромашку, поросенок исчез.

асмера пишет:

Свинья - не праздное
животное,
Она всего лишь безработная.
Доверьтесь ей, возьмите в штат,
Достойный дайте ей оклад - ей-ей,
Свинья себя покажет
И слова лишнего не скажет,
А ежели уйдет в запой,
Начальника возьмет с
собой…
Последнюю пару строк ИАХ прочел с особой выразительностью, сделал опрокидон и продолжил.
Свинья - не грязное животное,
А очень даже чистоплотное.
Сама в своей грязи валяется,
А в ближних грязью не кидается.
Душа и туша - не одно.
Глянь, что ни совесть - то пятно,
И Солнце состоит из пятен,
А мир наш так ли уж опрятен?…
Свинья, если хотите знать,
Свинарник может свой прибрать.
Ей просто этого, не хочется –
Порядок - пропуск в одиночество,
Свинье же, как и вам, друзья,
Без нежной дружбы жить нельзя.
Явление кота народу.
Кошкотерапия и пр.
Мощно хрюкнув на прощанье, подмигнув одним глазом и выплюнув ромашку, поросенок исчез.

СУ 24)))

Выписка Оглоблина произошла так.
Во время завтрака, после на редкость спокойной ночи моего дежурства (ни одного вызова, накатал поэму, за месяц выспался) произошло ЧП, не из ряда вон, но с предзнаменованием.
Больной Матирный вылил на голову завотделением ведро киселя. Всего раз в полгода случалось с Матирным такое и всякий раз с предвестием: то вдруг выздоровеет кто-нибудь из безнадежных, то из докторов кто-либо схлопочет в соседнее отделение.
Просто так никогда Матирный не выливал ни на кого ничего, Костоломов это хорошо знал и, обмываясь в тазике, озабоченно повторял: «Траляля».
И точно: не прошло и двух часов, как явился какой-то косматый тип в громадных темных очках и, хотя был не посетительский день, прорвался к Костоломову, выплеснул из портфеля на стол кучу бумаг и скандально заголосил:
- Сколько можно, нет, вы скажите мне, сколько можно?! Издевательство над личностью! Мы не допустим! Мы подаем на вас в суд! Мы на вас пишем в прокуратуру! Мы жалуемся в высший орган!

туфельки,
Дома я сбросила
расшвыряв их по углам, и
пошла на кухню. Бакс
копилкой сидел на
холодильнике и
вопросительно на меня
смотрел.
—
Чего тебе? — устало
спросила я.
Кот спрыгнул
и подбежал к
пустой мисочке на полу.
—
Ах, ты про это, —
сообразила я и насыпала
ему вискас. Потом села и
налила себе из кувшинчика
стакан сока. Принесло же
эту сумасшедшую снова ко
мне! Теперь я в полной мере
осознала
положение
Маруськи. Я после кратких
мгновений с бабулькой
готова ту придушить или
повешаться самой, а она с
ней три недели жила!
В
дверь позвонили. Я
проанализировала и
поняла — кто — то левый,
уж
очень интеллигентно
позвонили. Нехотя встала
и открыла дверь. На пороге
стояли
все те же соседи,
что и во дворе.
—
Послушайте, Мария, —
начала Августа
Никифоровна, — мы вашей
бабушке дали покушать,
так что с этим проблем не
будет, вы бы ее до завтра
не могли все же приютить?
А я к тому времени решу
вопрос с местом в доме
престарелых.
Баба
Грапа стояла тут же,
усердно жуя булку с маком.
—
Вон! — сквозь зубы
рявкнула я. Августа
Никифоровна отшатнулась,
а я схватила свою
сумасшедшую за руку и
резко втащила в дом,
захлопнув двери.
—
Ах ты иродка! —
заверещала она.
—
Сил моих больше нет!
— рявкнула я. — Лучше
молчи, несчастная, я в
ярости!!!
Бабка икнула и заткнулась,
глядя на
меня испуганными
глазами. Я схватила ее за
руку и потащила как
тряпичную куклу за собой.
Бабка не поспевала,
хныкала и вопила. Я
обернулась и коротко
зыркнула нее. Бабка тут же
припухла,
а я по пути
прихватила свой рюкзачок.
Придя
в Каморку, я не
церемонясь усадила ее на
стул и гневно сказала:
—
Бабуля, дернешься —
по стенке размажу! Чтоб
пока я не скажу встать —
сидела как мышка. Ты меня
поняла???
— Поняла, доченька, как
не
понять, — зачастила она.
—
Молча! — рявкнула я.
Уж очень меня бабуся
взбесила, себя от ярости я
не помнила.
Из
рюкзачка я достала
Книгу, раскрыла ее и
ощутила, как сила
ворвалась в меня.
Напитавшись, я медленно
отложила ее в сторону,
достала из рюкзачка все
необходимое для ритуала,
и начала колдовать.
Первым делом я
размашисто очертила
углем круг около стула.
Потом покрыла бабкину
голову новым белым
платком, сложила ее руки
на коленях и зажгла свечу
белого воска. Встав за
спиной бабки, я медленно
начала читать древнее
старорусское заклинание.
На
Окияне — море, на
острове Буяне,
Плоский камень лежит,
На
том камне атаман Кияш
сидит.
За
спиной его атаманша
Кияша сидит
Я прошу их и молю их:
Соберите
своих змей со
всех волостей,
Братьев и сестер,
Сыновей и дочерей,
колдунов и чародеев,
нечистых
сил и
бесноватых духов,
скликните их, съаукните,
спросите
их, допросите
их,
Кто из них разум помутил?
Кто из них его подурил?
Кто
на чистую сиду
усадил?
Кто
отнял здравие у рабы
Агриппины?
Бабка
в это время
полуобернулась и
завопила:
—
Я хочу есть! Накорми
меня !
Я,
почти не прерываясь,
слегка коснулась ее
фризом и отчитывала
дальше.
—
Чем отняли ее здравие
и ум?
На
хлебе? На воде? На
соли? На еде?
На
земных плодах? На
грязных водах?
На
траве? На росе? На
песке или на земле?
На ветре? На огне?
В постель ли подложили?
Кутьей ли обкормили?
Прошу
вас, молю, атаман
Кияш и
атаманша Кияша,
выгоньте
дурноту из
головной кости,
из
серых мозгов, из —
под темени,
с
висков, с затыльни, со
всех волосков.
Бог
мой… Я расходовала
очень много силы.
Требовалось окутать
бабку плотным коконом
силы, пропитанной
заклинанием, а бабка была
немаленькая. А еще и
заклинание длиннющее, я
его почти две недели
учила, оно четыре листа
заняло в тетрадке. И все
это время надо было
следить, чтобы сила
равномерно, без дыр
покрывала бабку. Весьма
некстати вспомнилось то,
что в прошлый раз, когда я
лечила сумасшествие, я
его чуть было не
перетянула. Но
останавливаться было
нельзя.
Когда
я на третий раз
отчитала бабку, от
толстой белой свечи в
моей руке остался жалкий
огарок в пару
сантиметров. И я устала
как собака. Но я все же
нашла силы перетащить
бабульку на раскладушку и
снять с нее фриз. Впрочем,
с этим можно было не
торопиться — она и так
спала сном младенца. С
удовлетворением я
отметила цвет кокона —
он стал призрачно —
белым, значит все в
порядке, сейчас
заклинание впитывается в
бабку и работает,
перенастраивая ее
глючные мозги.
После
я не мешкая пошла в
ванную и, расчесывая
волосы, защитила себя от
переноса болезни. Я не
хотела быть сумасшедшей.
Если
честно, то я за то
время пока проводила
обряд, сто раз покаялась в
этом, но отступить уже не
могла. Остается только
надеяться, что через
недельку я не стану
кукарекать и объявлять
себя Великой Клеопатрой
или фрейлиной Кодзайсё.
После
этого я посмотрела
на часы — было всего два
дня, однако я плюнула на
все, взяла в руки Библию
ведьмы и пошла в спальню.
Пришла пора подумать о
мешке с баксами.
(Маша Стрельцова, "Смесь бульдога с носорогом")

Тётушка, великолепно!
тоже читала, особливо в месте перетяга понравилось ))
нучто? капельки пить будем?
*тоскливо вспомнила о фамильных цацках*

Адреналиновая дыра.
Острые приправы к любовному блюду.
Потребность в стрессе и "адреналиновых пиках", предсадизм и предмазохизм - старый-престарый природный механизм, срабатывающий с равной вероятностью и у женщин, и у мужчин. Почти все живые существа, прежде чем предаться прямому делу продолжения рода, борются за это, соперничают, дерутся, преодолевают препятствия, подвергаются всевозможным опасностям, страшно рискуют, оказываются часто на грани смерти...
Похоже, что этот мощный предварительный стресс вписался у некоей части человечьего рода в генопрограмму - уже в качестве фиксированной потребности - и, как это бывает с любыми признаками, "расщепился" на два взаимодополняющих типажа: садистов и мазохистов. Обоим для зарождения любовной страсти и сексуального возбуждения нужен повышенный уровень адреналина в крови, порождаемый ситуацией борьбы - но с разными знаками...
Ярко выраженная типажность встречается редко. Гораздо чаще садомазохический компонент примешивается к любовным отношениям в той или иной пропорции, как острая приправа к блюдам или как пигмент к цвету кожи - одни белее, другие смуглее... Но удержать эту пропорцию в ограниченных рамках не так-то просто - садомазохические отношения имеют стремление развиваться по нарастающей - если уж образовалась эта дыра, она расширяется, как всякая дыра, сквозь которую лезут снова и снова. Довольно многие пары, внешне вполне благополучные, оказавшись наедине, превращаются в диких зверей, выискивающих один у другого местечки посокровеннее и побольней - чтобы вцепиться... Прежде чем раскрыть объятия и насладиться, приходится ох как помучиться. Растащить сладкую парочку никому не удастся, покуда она не сожжет свое топливо и не
распадется сама.
Влюбившись в котеночка, паиньку, вряд ли вы часто будете входить в "адреналиновый пик". Но уж если вас угораздило втюриться в стерву или подонка, которые гарантированно будут вас изводить и втаптывать в грязь, бури ощущений вам обеспечены. Самое скверное, что и после избавления от
этого ада жизнь будет для вас не мила, ибо любой нормальный человек, обращающийся с вами заботливо и уважительно, покажется вам жутко скучным, пресным и катастрофически предсказуемым.
Вообще говоря, ничего нет нового в том, что мужчине и женщине надобно пощекотать друг другу нервы, прежде чем лечь в постель. В мифах многих народов запечатлен древний ритуал притворной ссоры между любовниками - даже и троглодиты не приступали к любовным утехам, не надавав друг
другу затрещин, не оттаскав за волосы, не исцарапав... Беда в том, что по прошествии нескольких лет, а то и всего лишь пары месяцев столь насыщенной жизни вы с неизбежностью обнаруживаете, что любовь пробуждается в вас все труднее, а раздражение, негодование, отвращение, омерзение - все легче и основательнее. Вы оказались в помойной яме, да-да, именно сюда привела вас дорожка сперва безобидных скандальчиков и восхитительных безобразий.
Адреналиновая зависимость раскачала ваши эмоции, расшатала психику - и хорошо, если не разрушила...
Неужели для изгнания скуки и ублажения тел и душ нельзя выдумать что-нибудь поинтересней, чем ругань, взаимное издевательство и гнусные драчки?

Что ни тема - то "шедевр".