Велесов Крест.

Павел Иванович Братченко вышел в отставку в самой середине девяностых, в разгар ельцинского лихолетья. Поговаривали, что он служил в ГРУ, но наверняка об этом никто ничего не знал, а сам Братченко на эту тему не любил распространяться. Во всяком случае, жизнь сладким сиропом его не поила, поскольку те, кто видел его в бане или на пляже, сразу же замечали россыпь белесых шрамов на его загорелой коже, явно оставленных каким-то холодным и острым оружием. Видели они также бесцветную точку, очевидно, сквозного пулевого ранения, поскольку она, эта точка, повторялась на противоположной стороне мускулистого торса полковника. Всё это говорило о том, что отставник видывал разные виды, и те виды особого удовольствия от своего лицезрения ему не принесли.

Пал Иваныч происходил из семьи потомственных педагогов; оба его родителя, а также оба деда и один прадед отдали свои силы и жизни ради благородного дела насаждения в ребячьих душах ростков светлого знания.

Павел родился в победном 1945-м, ровно за три месяца до окончания страшной войны. Его отец, Иван Семёнович Братченко, был тяжело ранен под Курском, потерял в боях руку и чудом в той мясорубке остался жив. Списанный по состоянию здоровья в тыл, он вскоре вернулся в школу, где и проработал до самой своей смерти в конце уже эпохи Хрущёва. Братченко-старший, человек интеллигентный и мягкий, как говорится, до самого мозга костей, тем не менее, настойчиво побуждал единственного сына к занятиям спортом, говоря ему так: «Без силы тела, Павлуха, и дух ослабеет! Не ленись, гоняй кровушку молодецкую по своим жилушкам – сделаешься оттого двужильным!»

Паша и гонял. Сначала футбольный мяч на переменах и в любое свободное время, потом добавил сюда игры с волейбольным мячом, затем труднейшие тренировки по легкоатлетическому десятиборью, ну и, в конце концов, он пришёл в секцию самбо, где осел уже прочно и окончательно. С самбо у него получалось лучше всего, а главное, всего интереснее. Уже до армии Пашка выполнил кандидатскую норму, а в армии стал полноценным мастером и очень часто побеждал на различных соревнованиях.

Ну а после армии у Павла Иваныча начался секретный период его жизни. Долгий период, на десятилетия… Чем конкретно он в это время занимался, не знали толком даже немногочисленные его родные. Бывало, Братченко месяцами дома не появлялся, и даже полновесными годами о нём не было ни слуху, ни духу. А однажды пропадал он невесть где долгие шесть с половиной лет. После этой долгой отлучки и появились на его коже многочисленные «украшения» для мужчины, да волосы на голове заметно у него поседели.

На все же вопросы Братченко любил отвечать словами героев из фильма «Офицеры»: есть, говорил он, такая профессия – родину защищать!

Когда держава рабочих и крестьян под ударами роковой судьбы или всепожирающей людской алчности с треском распалась, и дела в новой России почему-то никак не хотели налаживаться, Братченко подал рапорт об увольнении из органов и вернулся в родной город, в свой отчий дом. Он повторно вскоре женился на достаточно молодой ещё местной учительнице, но детей так и не завёл.

Сидеть сложа руки энергичный и волевой офицер не хотел и не мог. Он заново открыл прекратившую своё существование секцию самбо и два года вёл занятия в обширном подвале местного Дома Культуры, где преподавал окрестной молодёжи и даже девушкам полезную науку самообороны без оружия. Однако в скором времени Пал Иваныч реорганизовал секцию самбо в секцию экзотического для нашей русской страны и весьма загадочного русского вольного боя. Он принялся обучать своих подопечных весьма странным и чрезвычайно интересным приёмчикам…

Занятия по новому виду спорта по большей части проходили не в душном подвале, а на свежем воздухе под открытым небом: в лесу, в поле, на берегах широкой и стремительной речки Быстрянки. Всех занимающихся прежде всего удивляло просто необыкновенное разнообразие упражнений, предлагаемых новатором-тренером юным спортсменам. Если это, к примеру, был бег, то чаще всего бег с гантелями в руках, причём во время передвижения нужно было ещё гантелями этими размахивать во все стороны и наносить кулаками различные воображаемые удары. Ещё русские вольные бойцы бегали наперегонки на четвереньках, занимались заковыристой акробатикой, прыгали по полкилометра на одной ноге, носили партнёров поочерёдно то на спине, то на закорках, а то, как любимую девицу, на белых рученьках. Вдобавок к этому они боролись, даже в воде и в болоте, переносили, поднимали и кидали различного веса камни, лазали по веткам, точно ловкие обезьяны, по-разному отжимались и подтягивались…

Фантазия учителя Братченко в этих суровых и весёлых играх была поистине неисчерпаема. Но он полагался не только лишь на собственную фантазию, а обязал своих учеников выдумывать всё новые и новые варианты различных упражнений. Ведь ещё в пору своего легкоатлетства, Павел сделался последователем знаменитого в то время профессора одного из советских институтов физкультуры Дмитрия Ивановича Оббариуса, или Деда, как его прозвали студенты. Дед, занимавшийся подготовкой десятиборцев, был весьма горазд на подобные лихие выдумки. Его ребята, играя в первобытных людей, проделывали, сами того не замечая, огромные объёмы полезной для многоборцев тяжёлой работы, что помогало им быстрее достичь высот спортивного мастерства. В частности, школу Оббариуса прошли такие знаменитейшие прыгуны, как Валерий Брумель и Игорь Тер-Ованесян.

Братченко очень высоко ценил методику Деда и не просто следовал его примеру, но и всячески его систему развивал. Он учил своих бойцов виртуозным навыкам русской удалой пляски. Да и не только русской… Да и не только пляске на ногах… Его парни умели здорово плясать даже на руках. Павел Иванович требовал от бойцов полного владения своим телом. Он заставлял занимающихся под шуструю плясовую музыку лихо выкаблучиваться, махать со свистом туда и сюда руками, при том вдобавок всё время приседая, уклоняясь, наклоняясь и поворачиваясь в разные стороны. С бедных бойцов сходило по семь потов, если даже не больше. Но эффект от такой парадоксальной гимнастики был явным и очевидным, ибо в многочисленных спаррингах с представителями различных школ каратэ, а также с боксёрами и борцами братченковцы почти всегда легко брали верх, ставя своих сильных соперников в форменный тупик невероятной быстротой и совершенной непредсказуемостью бойцовских действий.

–Послушайте меня, ребята, – звучным баритоном говаривал ученикам седой, длинноволосый, с аккуратно подстриженной бородкой бывший полковник, чем-то неуловимо напоминавший собою писателя Ивана Тургенева, – наша исконно русская система боевого искусства ничуть не менее древняя, чем, к примеру, китайское у-шу или японское дзю-дзюцу. Просто оно было забыто крепостным крестьянским сословием и за ненадобностью выродилось в примитивную драку, а то и вовсе полностью пропало. Но! – и Пал Иванович воздевал палец к самому небу, – в архетипическом коллективном сознании нашего народа все древние знания сохранились полностью. Наша задача, как достойных потомков своих славных предков – это получить хранимые в надёжных запасниках необходимые нам знания путём особо сосредоточенного размышления и вежливой просьбы к жившим когда-то праотцам и прадедам. Уверяю вас – всё хранимое они нам передадут и передают уже с великой радостью…

Павел Иванович иногда демонстрировал то, что его подопечным казалось истинным чудом или каким-то виртуозным гипнозом. Так, на него наваливалась куча-мала здоровенных ребят, стараясь придавить немолодого мастера к матушке сырой земельке. Но не тут-то было! Братченко неизменно, словно вьюн, вылезал из-под груды тяжёлых тел, и делал он это невероятно быстро. В другой раз его держали за руки, за ноги и за торс по нескольку самых сильных и умелых бойцов. И вдруг – р-раз! – вся эта крепкая когорта приходила в судорожное быстрое движение и разлеталась буквально кто куда. Ну а если дело доходило до рукопашной, то на то, чтобы уложить на песок или траву любого тренированого противника, или даже их пару, Братченко было надобно не более нескольких быстролётных секунд

Уважение Павел Иванович вызывал к себе необыкновенное. И хотя он вообще никогда не кричал и тем более не ругался, достаточно было одного его негромкого слова, чтобы всё им просимое или требуемое было бы незамедлительно выполнено.

Постепенно в группе Братченко выделилось некое основное ядро, с которым учитель занимался не только изощрённой боевой практикой, но и теорией. Теория была особого рода: Пал Иванович преподавал своим лучшим ученикам основы какой-то древней, но очень цельной духовной системы. Поражала внутренняя логичность и образность этой системы; чувствовалось, что мастер не выдумал её, а именно знал. Но каким образом? На все вопросы Братченко вначале отшучивался, но однажды рассказал вот что: оказывается, он был убит где-то далеко от родины, убит полностью, не понарошку. В состоянии реальной смерти полковник пробыл не минуты, а много часов; его тело было брошено в каком-то грязном сарае и совсем уже остыло…

Однако сам Братченко отнюдь не умер. Он, до той поры убеждённый материалист, с величайшим удивлением обнаружил за порогом смерти существование совершенно другого, намного более прекрасного мира, чем тот, в котором он жил. Тогда ещё ничего не было известно о работах доктора Муди, о тёмном туннеле, соединяющем миры, о светящемся существе, излучающем любовь и радость, о посмертном бытии ушедших из жизни людей. Братченко в силу советской пропаганды об этом, конечно же, не знал, да и будучи за рубежом, этой сферой знания он нисколько не интересовался.

Трудно было представить степень его удивления от собственного теснейшего соприкосновения с этой загадочной областью бытия…

Павел Иванович рассказал ученикам о своих встречах на «том свете» с нашими предками, которые и поведали ему о забытой ныне системе общего миропонимания, которая существовала у нас на Родине давным-давно, но в силу роковых катастрофических причин перестала существовать. Его научили также древней боевой практике, которой владели наши славные предки, и которая помогала им справляться с самыми злыми и алчными врагами. После этого душа Братченко была категорически отправлена назад и очнулась она вскоре в холодном и неприятном, точно тёмный склеп, его теле. Убийцы советского офицера, поражённые чудесным воскресением хладного трупа, были буквально ошарашены. Они не убили его повторно, а, наоборот, вылечили и пытались выведать у него разные тайны, в том числе и о его посмертном опыте. Братченко ничего решил не скрывать о виденном им на том свете, и это его, наверное, спасло. Один из тех, кто его допрашивал, очень высокопоставленный сотрудник иностранной контрразведки, полностью поверил пленному. Более того, он рассказал Братченко, что и с ним произошло подобное чудо, только он никому об этом не говорил, боясь обвинения в сумасшествии. Этот-то человек и помог Павлу Ивановичу бежать, поскольку считал его своим что ли духовным братом, а своих формальных сотрудников – не более чем подельниками в грязном и весьма подлом деле.

Итак, в один из жарких июньских вечеров полковник, как это частенько бывало, взял свою группу ядра и повёл её на берега прозрачной Быстрянки. Река в половодье далеко выходила из своих берегов, а потом, понемногу отступая, оставляла вдоль отмелей большие гряды чистого сыпучего песка. На этом песке было очень удобно отрабатывать различные приёмы с подсечками и бросками, да и весёлое пение гнездящихся в прибрежных зарослях пичуг настраивало спортсменов на радостный лад.

Как обычно, Братченко взял с собой магнитофон, и примерно около часа его лучшие ученики тренировались максимально расслабляться, легко, словно кошки или рыси, передвигаться, и будто играючи старались расправляться со своими ловкими партнёрами.

После тренировки все, смеясь и дурачась, искупались в прохладных водах, затем обсохли в лучах тёплого летнего солнца и стали пить травяной чай из захваченных термосов. Почти всегда Братченко заканчивал подобные посиделки недолгой беседой на различные темы, касаемые самого разнообразного спектра вопросов, от политики и экономики до понятия веры и духовности.

Так и теперь, он сломал в ближайших кустах несколько сухих ровных палок, связал их вместе посерёдке лыком и воткнул получившуюся штуку в песок, после чего указал на неё рукою.

–Скажите мне, ребята, – спросил он у бравой компании, – как вы думаете – что это такое?

Парни в недоумении воззрились на белесое изделие братченковских рук. Это вообще-то был крест из сухих ольховых веток, но крест весьма необычный, поскольку на уровне перекрестья традиционного что ли креста в него была вставлена дополнительная палка, направленная перпендикулярно обычной крестовине.

–Хм, – первым отозвался Олег Перепёлкин, голубоглазый смешливый блондин, отличавшийся недюжинным чувством юмора и подвижным задорным нравом, – Это, Пал Иваныч, не иначе как ельцинская загогулина…

Почти все рассмеялись. Улыбнулся и сам Братченко. Действительно, беспалый, сильно нелюбимый народом президент «дорогой Рассиянии» испил уже, казалось, всю чашу людского терпения, и хотя он недавно совершенно неожиданно отказался от власти в пользу своего протеже Владимира Путина, но все его нелепые выходки и любимые словечки ещё не успели испариться из массовой народной памяти.

–Это трёхмерный крест, Павел Иванович, – рассудительно заметил Сергей Меньшов, самый, пожалуй, способный из всех учеников Братченко по части духовного понимания, – Три прямые, совмещённые в одной точке и перпендикулярные друг другу…

–Правильно, Серёжа, – кивнул головой довольный полковник, – это и в самом деле трёхмерный крест. Но ещё он называется, а, вернее будет сказать, назывался Крестом бога ВелЕса. Вы, конечно же, знаете этого бога наших славянских предков?

–Естественно, знаем! – тут же выпалил скорый на слово Олег, – Это скотий бог, бог богатства. Его ещё в виде медведя представляли...

–Верно, Олежек, – опять кивнул согласно Братченко, – так о нём пишут в учебниках истории. Но пишут не всё… Велес – это, прежде всего, бог мудрости и меры, бог справедливости и гармонии, бог знания или, как бы сказали сейчас, информации. Его также называли Волосом, а у родственных славянам балтов Велсом, Велнсом, Вельнясом и Велинасом. Волхвы, жрецы восточных славян, очень почитали этого загадочного бога и считали его древнее и главнее самого Перуна. Кстати, слово «волхв» означает ни что иное как «Волоса хвалящий». Волхвы – это люди, посвятившие всю свою земную жизнь постижению истины. Это ведуны Древней Руси...

–А почему Велеса изображали в виде медведя? Если это, конечно, правда, а не выдумка? – перебил Братченко нетерпеливый Перепёлкин.

–Нет, не выдумка, – ответил Пал Иваныч, – Велес ведь считался хозяином природы. И медведь в лесу тоже хозяин. Косолапый ведь, как нам всем известно, зверь универсальный: он и хищный и травоядный, он любит сладкую малину и горячую кровь, он умён, он силён, он одинаково хорошо ходит по земле, плавает и лазает по деревьям. И он похож на человека… Медведь – это ещё и символ России, так что древний Велес вообще-то очень русский бог.

–Скажите, Павел Иванович, – спросил у учителя Денис Минеев, парень, выделявшийся из среды прочих своим прекрасным телосложением и бОльшими способностями к боевому искусству, – а что означают эти палки? Ведь не для защиты же от древней конницы делались подобные штуковины?

Крест Велеса и в самом деле напоминал своей формой сваренные вместе куски рельсов, так называемые «ежи», которые устанавливались во время Отечественной войны на улицах городов для защиты от танков.

–Да, Денис, ты прав, – согласился с учеником Братченко, – не для практического применения сии кресты делались. А вообще-то, они и не делались и не выставлялись нигде. Велесовы Кресты лишь представлялись в сознании. Ведь то, что они изображают, является символом нашего земного пути, нашего жизненного выбора, нашего существования и борьбы с тьмой незнания… Чтобы понятнее изложить свою мысль, я расскажу вам ещё о Велесе. Ведь Велес не полностью светлый бог. Но он и не тёмный, не демон, каковым его сделали позднее христианские проповедники. Он живёт на границе миров. Он и есть, и в то же самое время, его как бы нигде нет. Велесовы положительные качества уравновешиваются его же отрицательными качествами, поскольку Велес и есть мировые великие Весы. Кстати, его месяц – это золотой месяц листопад, соответствующий современным астрологическим Весам. Велес – это мировой оценщик, мировой технический контроль. Его занятия: делать расчёты, показывать пути, варианты, открывать возможности… Не зря его считали богом перекрёстков и развилок, богом распутья и схождения. Он также считался и богом богатства, но не только лишь земного богатства, а и богатства духовного. Ведь материальный достаток и изобилие Велес уравновешивал в человеке наличием чести, совести, сострадания и распределения. Иначе было нельзя. Иначе – бешеный демонизм и отвратительное шкурничество, а шкур – то есть алчных лихоманцев и притеснителей, – на Руси всегда особо не любили… Велес был очень земным богом, чисто конкретным, как сказали бы сейчас. Он учил умно жить на этой двойственной планете, где чёрное и трудное размешано повсеместно со светлым и лёгким. Получается, что наука Велеса – это наука постижения материальных законов, чтобы достичь человеку земного счастья. Но Велес не ограничивал человеческое сознание одним лишь материальным. Ведь он был богом, а боги, не тёмные боги, подобные Кащею или Чернобогу, а светлые или полусветлые, как Велес, обязательно указывали людям путь вселенского совершенства. Причём Велес, как настоящий бог-математик, указывал этот путь с математической точностью, научно что ли обоснованно. Вот как вы думаете – что собою представляет каждая такая палочка?

И Братченко потрогал связанные ветки рукой и даже погладил их гладкие выбеленные поверхности.

–Я знаю, я знаю! – вытянул вверх руку вечно торопящийся Олег, – Я считаю, что палка, воткнутая в землю, означает как бы направление нашего совершенствования. Угу, точно! Смотрите – один конец у палки находится в земле. Это означает как бы некую всеобщую нашу укоренённость в материальное. Так, Пал Ивыныч?

–Так. Правильно, – подтвердил, едва заметно усмехаясь, Братченко, – Продолжай...

–Ну, вот... А верхний конец указывает нам на небо, в некую условно высшую сферу бытия, во что-то такое божественное. Получается, что эта палка показывает нам путь к богу. Через тернии – к звёздам!

И Олег театрально изогнулся, простерев вытянутую руку ввысь, словно он и впрямь пытался дотянуться до недосягаемой небесной звезды.

Снова все рассмеялись, поскольку у блондинистого Олежки были несомненные артистические способности, причём с очевидным скоморошьи-юмористическим уклоном.

–Вот видите, ребята, – подтвердил сказанное учеником Братченко, – оказывается, чтобы заново определить значение символа, нужно всего-навсего посильнее напрячь свои мозговые извилины. Ответ прийти не замедлит… И я даже знаю, откуда он пришёл. Из архива твоей, Олег, памяти. Ведь и двумерный христианский крест своей вертикальной составляющей символизирует, в общем-то, то же самое, то есть движение от мира к Богу, или от тлена и разрушения – к вечной благой жизни. Ты, Олежек, просто где-то уже об этом слышал…

Среди учеников Братченко не было ни одного ревностно верующего. Да и откуда им было взяться в постсоветской стране! Это были самые обычные обитатели небольшого городка, жившие самыми простыми земными проблемами. Единственное, что их выделяло из среды даже остальных братченковцев, так это некая неуловимая на первый взгляд жажда духовного познания, отчего мастер и стал с ними заниматься.

–Хорошо, – подытожил сказанное Братченко, – пойдём дальше… А что, по-вашему, означает палка, показывающая направление вперёд-назад?

–Позвольте мне сказать, Пал Иваныч! – первым ответил Лёша Маслов, самый маленький и лёгкий из вольных бойцов, – Это символ жизненной дороги, дороги по горизонтали…

–Так. А ещё?

–Ну-у… Не знаю...

–Павел Иванович, – спросил несколько неуверенно после довольно продолжительного раздумья Руслан Пашаев, атлетически сложенный черноволосый парень, отец которого был местным азербайджанцем, – а может, это символ времени, а? Ну, в самом деле, посмотрите – здесь точка пересечения палочных направлений будет настоящим, передний отрезок – будущим, а задний – прошлым. Разве я не прав?

–Вы оба правы, ребята, – не удержался от улыбки Павел Иванович, – Вы совершенно верно и предельно кратко охарактеризовали этот вектор мирового теоретического движения. Это путь! Да-да, наш жизненный путь во всей своей обыденности, часто такой непривлекательной, нудной, трудной и скучной. И если сосредоточиться лишь на этом пути, как делают очень и очень многие земляне, то это будет дорогой по жизни без высшего смысла, без высоких идеалов и прекрасной человеческой мечты. Этот путь вообще-то никому миновать нельзя, как нельзя миновать самого бытия. Но в заботах и пыли этой избитой дороги нам надо всегда помнить, или хоть периодически вспоминать, и о духовной вертикали. Тогда все наши поступки, а вернее, большое их количество, будут выверяться этой вертикальной божественной шкалой, и мы совершим куда как меньше жизненных ошибок, чем сделали бы их непременно без стремления к высокой цели…

Далее Братченко перешёл к разгадке третьей горизонтальной линии, перпендикулярной первой горизонтали. Ребята принялись высказывать различные версии и очень скоро определили вот что: это, по их мнению, была шкала равновесия, шкала гармонии, меры, и вообще-то шкала определения добра и зла.

–Вы знаете, Павел Иванович, – рассуждал на эту тему интеллектуал Сергей, – я думаю, что и правое и левое направления здесь оба будут неправильными. Ну, посмотрите – если уклониться сильно вправо, то отойдёшь ведь от дороги прямого пути, а если уклонишься влево – то тоже от неё отойдёшь, ведь верно?

–Ну что же, Серёжа, – немного подумав, ответил мастер, – на первый поверхностный взгляд это так и есть. Но это только лишь на первый… Вообще-то твоё рассуждение совершенно верно без привязки к Велесовому Кресту. Но вот Крест… Если полностью признать твою версию, то зачем нам вообще надобна эта лишняя боковая горизонталь? Она как бы и не нужна будет вовсе, ведь правда?

–Да, правда, – согласился задумчиво Сергей, – если любое, даже незначительное отклонение вправо и влево будет ошибкой, то эти отклонения указывать будет излишне. Только путаница появится…

–Послушайте, ребята, – включился в разговор до этой поры молчавший Андрей Коваленко, – ну, а если смотреть на правое направление, как на условно верное, а на левое, как на условно неверное, то всё тогда встанет на свои места. Действительно, ведь говорим мы «право», «правильно», тем самым подтверждая за этим направлением некую всеми принятую правоту, а? А про левое говорим, что это неверно. Ведь так?

–Точно, Андрюха! – воскликнул Олег, – Ну ты и башковитый, тудыть твою налево!

Все довольно закивали головами, соглашаясь с товарищем.

Согласился с Андреем и сам Братченко.

–Верно, – подтвердил он сказанное учеником, – ты рассудил здесь абсолютно логично, Андрей. Правое направление у наших предков-солнцепоклонников считалось именно верным, в буквальном своём смысле правильным. Ведь слово «правильно» так и толкуется: вильнуть или увильнуть вправо – так всё время делает на небосклоне солнце. Солнце ещё до эпохи Велеса называли Ра. Потом это имя всеопределяющего бога забыли, но в многочисленных словах оно осталось. В русском языке особенно много слов с этим древнейшим солнечным богом. К примеру, слово «право» или «правь» означает ни что иное, как жизнь, или, другими словами, «вь» или «виту», двигающуюся «по Ра». «Вращаться» – это движение «в Ра». Противоположное движение, порочное и неправильное, называлось «извращением», то есть движением «из в Ра». Да и слова «вера», «верно» однозначно указывают нам на это вращение, поскольку родственные им слова, такие как «повернуть» или «завернуть», тоже показывают это единственно правильное, с точки зрения наших предков, посолонное направление…

–И вот что у нас с вами в конце наших рассуждений получилось, – подытожил свою речь Братченко, – Мы, земные люди, должны идти по прямой дороге вперёд. Об этом нам говорит первая горизонталь Велесова Креста. Но одновременно мы обязаны выбирать правое духовное направление, а поскольку Велес считался также богом движения, то сложение двух векторов в их не статическом положении даёт нам вращение по горизонтальному кругу. На этом круговом движении всего и вся остановилась мудрость древности. Это безысходное движение, в общем-то, по большому счёту бессмысленное. Об этом бесперспективном существовании в вечной бестолковой суете прекрасно сказано у Экклезиаста...

Но наши предки пошли дальше. Они включили в колесо бессмысленной жизни божественную вертикаль, вертикаль вселенского совершенствования. И что мы тогда получили, а?

–Спираль! – воскликнул Олег.

–Да, Олежек, спираль, – подтвердил Павел Иванович, – В Велесовом Кресте зашифровано спиралевидное развитие мира. Не зря ведь слова «вита» и «развитие» как раз и указывают нам на это спиралевидное движение вверх. Весь мир как бы вьётся вокруг себя и «пахтается», как говорили древние индийцы, во что-то качественно лучшее, чем есть сейчас. Не зря же и множество галактик имеют эту спиралевидную форму, ясно показывающую нам на всеобщий закон развития. Вот о чём нам говорит информация, заключённая в давно забытом нами по глупости мудром Велесовом Кресте.

Настало время возвращаться домой.

–Пал Иваныч, – спросил у учителя дотошный Олег, – а почему мы ничего не знаем об этом кресте? Почему ни в одних раскопках он не был найден?

–А вот почему! – воскликнул Братченко и ударил по торчащей деревяшке ногой. От удара крест разлетелся на составляющие и вернулся к своему исходному палочному состоянию. – Наши предки кумира из этого креста не делали. Велесов Крест должен ведь быть в человеческом сознании, а не маячиться без смысла и толку в «замыленных» бытовухой глазах.

И группа вольных бойцов, собрав вещички, спорой рысцой побежала домой.

"Крест Велеса " Женское украшение Кривичей, Волынян и Вятичей. Очень редкое украшение.

Веледар, очень интересный отрывок. Я так понимаю, что он из книги.
Многие язычники не рекомендуют носить крест, молится на крест, т.к. крест - это символ смерти. Очень хочется узнать ваше мнение.

веледар пишет:

"Крест Велеса " Женское украшение Кривичей, Волынян и Вятичей. Очень редкое украшение.

Веледар, подскажите, где можно купить такой?

Проще заказать в ювелирной мастерской, из своего материала, и выйдет дешевле и надёжнее. Он в изготовлении не сложный, для ювелира.